Полет над разлукой
Шрифт:
– Не знал, как ты отреагируешь, – объяснил он. – Думал, вдруг заявишь: не поеду, у меня другие планы. Что бы я тогда делал?
Тут она не выдержала и рассмеялась. Вот это уж точно было на него похоже! Конечно, как ему, с его-то самолюбием, было бы себя вести? Подчиниться капризу девчонки? То-то он даже не попытался ее вернуть!
– Выходит, хорошо, что я ушла, – продолжая улыбаться, сказала она. – Руки тебе развязала!
– Выходит, да, – кивнул он. – Но мне тебя там так не хватало, Алька, если б ты знала! – И, поймав ее насмешливо-недоуменный
– А разве у меня был какой-то взгляд на жизнь? – снова удивилась Аля. – По-моему, я тогда на все смотрела твоими глазами… И знаешь, я тебе очень за это благодарна – до сих пор. Удалась прививка здорового цинизма! – усмехнулась она.
Илья достал из кармана пиджака золотой портсигар, ножичек «Викторинокс», обрезал кончик длинной сигары. Аля наизусть знала эти его действия и смотрела, как знакомо двигаются его пальцы.
Она не могла понять, в чем же он все-таки изменился. Все было по-прежнему, и привычки прежние. Разве что отяжелел немножко, слегка раздался в талии. Но это было почти и незаметно. Его и прежде отличала тяжеловатая грация, и ей так нравилась тяжесть его тела…
И вдруг она словно со стороны увидела все происходящее. Себя увидела, спокойно следящую за тем, как он раскуривает сигару, и думающую о тяжести его тела…
Аля не удивилась бы, если бы Илья, едва войдя в этот кабинет, закрыл дверь ножкой стула и начал раздеваться или попросил бы, чтобы она раздела его – как это было в первую их ночь. Она не удивилась бы этому и даже не знала, как повела бы себя…
Но он сидел напротив нее, отделенный белоснежным столиком, пил водку, раскуривал сигару и смотрел не на лицо ее, а на яркий шарф. А она спокойно наблюдала за ним и только случайно вспомнила о том, что перед нею сидит мужчина, с которым так много связывало ее три года назад. Да что там «много» – вся она была с ним связана, душою и телом, и все ее тело трепетало от каждого его прикосновения!
«Ну, что ж, – Аля даже головой тряхнула, отгоняя назойливые мысли. – Ты его больше не привлекаешь как женщина. Думаешь, такая уж ты для всех неотразимая?»
Но в глубине души она понимала, что дело не в этом. Что-то изменилось в нем, несмотря на сигары и знакомый швейцарский ножик, несмотря на множество сохранившихся привычек. А что, она не могла понять.
– Конечно, у тебя был взгляд на жизнь, – затянувшись ароматным дымом, наконец произнес Илья. – Еще какой! Ты не думай, не в том смысле, что ты идейная какая-нибудь была, – пояснил он. – Но у тебя было такое здоровое восприятие жизни…
Аля даже приобиделась, услышав это определение. Что значит – здоровое восприятие? Примитивное, растительное?
Наверное, ее обида отразилась на лице, потому что Илья снова пояснил:
– Не думай, это не то, что ты практичная слишком была или дурочка какая-нибудь здоровенькая. Но я, знаешь, вообще балдел, как ты наивно деньги тратила! Даже думал сначала: когда ж она меня раскручивать начнет?
– Да
– Ну, неважно. – Он махнул сигарой, прочертив в воздухе дымную полосу. – Это еще можно было понять – почему не раскручивала. Воспитание хорошее, то-се… Я другому удивлялся: как ты сочетаешь?..
– Что? – быстро переспросила Аля.
– Да вот понимание какое-то, что ли… – Она видела, что он говорит медленно, с трудом подбирая слова. – Все ты могла понять, самый болезненный выверт – хоть Веньку, уж куда дальше ехать… А вместе с тем – такой стержень в тебе был несгибаемый, что… Откуда что бралось!
Аля слегка зарделась от этого замысловатого комплимента.
– Что ж, спасибо, – сказала она. – Да я ведь не думала об этом тогда, Илюша, о стержне, о здоровом взгляде… Жила, тебя любила.
– Потом разлюбила, – добавил он.
– Это потом несгибаемость понадобилась, – продолжала она, словно не расслышав его слов. – Даже слишком, по-моему.
В последней фразе невольно проскользнула горечь – впрочем, Илья этого, кажется, не заметил.
– Слушай, – сказал он, – надоело мне здесь. Кабинет этот, «Сен-Пьер»… – Он ткнул вилкой в огромную тарелку с замысловато приготовленной рыбой. – Чего я сюда приперся, как будто пожрать хотел… Поехали отсюда, а?
– Поехали, – пожала плечами Аля. – Куда?
– Да вообще – закатимся, а? – предложил он. – По всем точкам проедем, где раньше бывали… Не хочешь?
– Не хочу, – согласилась Аля. – Но поеду, если ты хочешь.
Им пришлось подождать, пока официант снимал деньги с кредитки, принимал чаевые. Наконец они вышли из ресторана, сели в машину.
– Может, я поведу? – предложила было Аля.
– Боишься, опьянел? Не бойся… – усмехнулся он. – Я свою норму знаю: мордой в салат – и хватит.
Сами того не заметив, они просидели в ресторане довольно долго. Стемнело, машин на улицах стало меньше, исчезли пробки на светофорах.
– Мы куда-то торопимся? – спросила Аля, когда Илья в очередной раз пронесся на красный свет по пустой улице.
– Да ладно, – хмыкнул он. – Что ты как воспитательница в детсаду, ей-богу! Ну, надоели мне американские правила, хочется порезвиться на родных просторах. Вон, мент даже палочку не поднял.
– Номера у тебя на машине блатные, – поморщилась Аля. – Боится он палочкой махать – себе дороже.
Какая-то тяжесть – еще необъяснимая, но все более ощутимая – наваливалась на нее. Ей тягостно было с ним, в этом Аля теперь не сомневалась, но все еще гнала от себя объяснение…
– С Кейт не боишься встретиться? – поинтересовалась она. – Ты же говорил, она после концерта по клубам поедет. Или мы другой маршрут выбрали?
– Не боюсь! – ответил Илья; по резкой злости его тона Аля поняла, что задела больное место. – Ты, по-моему, составила себе неправильное мнение о наших отношениях. Американская герлфренд – это, знаешь, не то что наша телка!