Полет Однодневки

Серебрянская Виктория

В первый момент я съежилась, и даже слегка присела, надеясь избежать столкновения. А потом меня словно в спину кто-то толкнул. Я оттолкнулась обеими ногами и нырнула головой вперед под рукой дядьки Павла, попутно, кажется, хорошенько его лягнув.

Я теперь точно знаю, Бог есть на белом свете! Потому что я не только не упала, но и, умудрившись сохранить равновесие, легко перекувыркнулась на руках, ничем не поранив ладони. Удар сердца, и желанное оружие оказалось у меня в руках. На адреналине, я легко вздернула над головой неожиданно увесистый

обрубок трубы и на пятках развернулась к обидчику. Теперь я диктую правила игры!

Дядько Павел обнаружился в нелепой позе на коленях, уткнувшись головой в ту стену, под которой я стояла. А от его головы вертикально вверх, по кривым изломам ощерившейся каменными клыками поверхности, тянулись, блестящие, словно лаковые, алые штрихи.

Труба с глухим «бум!» выпала из моих пальцев.

Глава 5

Страх. Естественный движок инстинкта выживания. Что было бы, если бы человек ничего не боялся? Не боялся сделать шаг из окна сотого этажа. Сунуть руку в пылающий огонь. Танцевать на краю пропасти.

Человек в таком случае просто не выжил бы как вид. В данном случае страх является предохранителем, ограничителем, внутренним тормозом. Это естественная и необходимая реакция, выполняющая защитную функцию.

Но есть и другие страхи. Не обоснованные, ограничивающие нашу внутреннюю свободу, разрушительные страхи. Одним из таких страхов является страх отвержения. Этот страх, не связан с опасностью для жизни, но переживается очень схоже. Он заставляет человека подстраиваться под ожидания других, порождает страх критики, оценки, а то и наказания. Порою даже за вымышленные проступки. И страх давит могильной плитой, душит, не дает действовать и рассуждать здраво.

Там, в грязном тупике, увидев кровь соседа на стене, я лишилась возможности думать, рассуждать и без оглядки кинулась в объятия страха. Да что там страха! Мной двигал ужас. Я не смогла заставить себя даже приблизиться к соседу. Просто повернулась и стремглав понеслась прочь.

Как добралась домой – не помню. Ввалилась в дом, готовая на все: ненавистное замужество, валяться в ногах у отца и вымаливать у него защиту. Даже готова была увидеть в нашей скромной гостиной полицию, пришедшую меня арестовать.

Я убийца.

Но дом встретил меня тишиной. Я вихрем пронеслась по комнатам. Никого. Лишь на стареньком кухонном столе, застеленном веселенькой клеенкой в желтую и красную клетку, обнаружилась краткая записка:

«Дочь!

Нас неожиданно пригласил на ужин папин начальник, пан Черный. Он живет, если ты не помнишь, в начале нашей улицы. Если вернешься не слишком поздно, приходи.

Твои родители.»

Записка была придавлена кружкой с еще теплым молоком. Наверное, Стешка опять капризничала и отказывалась его пить.

Раз молоко еще не остыло, значит, ушли недавно. Значит, еще не поздно присоединиться к семье.

Но я даже в самом диком сне не могла представить себя сейчас чинно ужинающей за столом в доме пана Яна. Адреналин

выжигал кровь и требовал действия. К тому же я дико боялась, что за мной вот-вот придёт полиция. Как быстро найдут труп? Или уже нашли? Я представила, как в дом пана Черного вламывается полиция в бронежилетах и с автоматами наперевес. Как меня выводят, заломив руки назад и на ходу зачитывая мне мои гражданские права. И содрогнулась. Особенно от выражения лица папы, нарисованное неуемной фантазией.

Страх, бурлящий в крови воскресной газировкой, не давал успокоиться. И я металась по дому, не зная, куда бежать, что предпринять. В голове все смешалось.

Зачем-то я забежала в ванную. Щелкнул выключатель. Два огромных черных омута, до предела наполненных ужасом, вместо моих темно-карих глаз напугали до визга. Электрический свет, запутавшийся в моих локонах, превратил упавшие на лицо волосы в кровь на белоснежной свадебной фате. Я в ужасе отпрянула от зеркала и несколько секунд беззвучно хватала ртом воздух.

Вообще, я рыжая, как осенний лес. В школьных постановках всегда была Белочкой, Лисичкой или Осенью. От мамы мне досталась очень светлая и нежная кожа и хрупкое телосложение. Так что подобные роли мне подходили идеально. Воздушное изящество не портили даже несколько мелковатые для изящного девичьего личика папины глаза. На меня давно уже заглядывались мальчишки. И в чем-то я даже могла понять дядьку Павла. Но сейчас от меня с воплями убежал бы любой. Настолько жутко и потусторонне я выглядела.

Холодная вода немного помогла. Во всяком случае, после умывания частично вернулся румянец, и я уже не напоминала оживший труп. Растрепанные пряди по-прежнему падали на лицо и, намокнув при умывании, неприятно липли к коже. Схватив расческу, я принялась с остервенением чесать спутанные волосы, печально размышляя о том, что вряд ли мне позволят в тюрьме оставить такую длину волос. Будь проклят этот дядько Павел! А ведь теперь и все мои деньги пропадут, ведь родители вряд ли смогут вернуть уже заказанные билеты. Мои руки замерли.

В зеркале отразились загоревшиеся в глазах огоньки надежды. Ведь это выход! Академия! Билеты не только заказаны, но и уже оплачены. Если сдам экзамены и стану курсантом, то меня вряд ли вернут на Землю для разбирательства. Ведь где-то на сайте я читала, что со своими курсантами Академия разбирается самостоятельно, не прибегая к законам той расы, к которой принадлежит курсант. А если принесу присягу, то автоматически стану полноправным гражданином Звездного Альянса.

Дальше я действовала как на автомате. Заплела волосы в две французские косы, кончики которых спрятала под бейсболку. Оделась. Покидала в рюкзак кое-то из одежды и белье. Все равно на территории Академии гражданское под запретом. Та что много брать нет смысла. Также в рюкзак перекочевали предметы личной гигиены, кое-какие дорогие для меня вещицы. В гостиной я вытащила из-за стекла групповое фото нашей семьи. На сердце защемило. Увижу ли я их еще когда-нибудь?