Полет Птитса
Шрифт:
— Каждый житель Дворца получит все блага, необходимые для жизни, — рассказывал Фридрих, — не будет начальников и подчинённых, а за порядком будут следить стражи.
— Кто?
— Вот, — Грюнвальд снял с одной из башен фигурку человека в броне с крыльями, — в стражи мы наберём лучших и достойнейших. Они будут летать над Дворцами и выискивать нарушителей.
— А самих стражей кто будет сторожить? — засомневался Авис.
— Ну, Карл, не переживай ты так. Это будут самоотверженные люди, и у них даже в мыслях не будет творить произвол. А для начала процесса нам нужна закваска.
—
— Тут мне нужен особый тип людей, — важным тоном сказал Грюнвальд, — одержимые.
— Кто? — Карл посмотрел на Фридриха с недоумением.
— Это я их так называю. Типа они одержимы демонами — нет, не смотри на меня так, я в демонов не верю, я атеист! Вот книга, — Рубер протянул другу толстый том, — здесь всё написано.
— Матвей Руденко? — Авис не верил своим глазам, — эту книгу написал главный охранитель Великородины?
— Да. Ей сейчас руководствуются в охранке по всей Империи. Руденко развил идеи учёных Древней Земли и вывел признаки, по которым можно обнаружить потенциального предателя.
— И что же это за одержимые такие? — спросил Карл.
Фридрих сел на кровать.
— Одержимость — это когда у человека есть потребность быть не таким, как остальные, — сформулировал Грюнвальд, подняв указательный палец.
— Это как?
— Одержимый в нормальном обществе ощущает себя чужим, ведь по жизни ему нужно иное. Отсюда неприкаянность, чувство одиночества и поиск себе подобных. Это ответвление от генеральной линии эволюции, но обычно такие люди как раз и двигают историю.
Карлу это описание было знакомо. За исключением последнего — историю он не двигал. Пока не двигал.
— Не парься, весь Тёмный Замок такой, — произнёс Рубер, заметив волнение Ависа, — те, кто нас отбирает, тоже Руденко почитывают — эту его книжку я достал в здешней библиотеке. Да и без неё они в этом разбираются. Так вот, нормальных людей на постройку Дворцов не уговоришь. Они не любят работать на идею, так что придут попозже, на готовенькое. А для начала нам потребуются две группы одержимых. Миссионеры будут обрабатывать людей в имперских мирах и в Тёмном Замке, а строители — заниматься делом.
— И где ты собираешься построить первые Дворцы?
— Я уже нашёл. X-5 — небольшая планета на задворках Вселенной. В заднице мира, как любил говорить Пиксель. Когда-то там сражались наши с имперцами, но теперь планетка никого не волнует. Естественно, ведь она сейчас переживает свой седьмой ледниковый период.
— Фридрих, ты рехнулся? — Карл с трудом представлял себе, как можно строить города в условиях вечного холода.
— Нет, я всё рассчитал. Дворцы Справедливости могут стоять и на ледяных, и на вулканических планетах — везде, кроме газовых гигантов. Теоретически ещё их можно оборудовать двигателями и отправить в космос, как Тёмный Замок.
— Но почему тогда нельзя найти мир поближе и поприятнее?
— Так нас туда просто не пустят — либо имперцы, либо наши, либо пираты. А открывать новые миры опасно — можем нарваться на мирмекидов, космоварваров или ещё какую-нибудь чужацкую хрень.
— Что ж, с холодом справиться легче, —
Он уже представил себе белые города, возвышающиеся посреди ледяных пустошей X-5. И в них живут люди, свободные от имперской тирании и предубеждений прошлого…
— Ты прав, легче, — усмехнулся Фридрих, — достижения современной науки нам в помощь. А теперь, друг, нам стоит закруглиться. У меня ещё дел невпроворот — надо ботать химию для Штейна. Давай потом обсудим остальное.
— Давай, — вздохнул Авис и направился к выходу из комнаты, явно заинтригованный продолжением разговора.
С тех пор Карл фактически жил мечтами о проекте «Логика» и Дворцах Справедливости. В перерывах между занятиями он помогал Грюнвальду дорабатывать утопию и решать спорные вопросы.
— Во Дворцах мы объявим свободную любовь, — рассуждал вслух Фридрих, стоя у доски в пустой полутёмной классной комнате.
— Это зачем? — спросил Авис, который сидел за первой партой. Он тут же представил себе первобытные племена и древние гаремы, где царил звериный хаос.
— А ты читал внимательно «Манифест коммунистической партии»? — спросил Грюнвальд, — вещь древняя, но актуальная — там всё расписано. Разве тебя не тошнит от традиционной имперской семьи?
— Ещё как, — пожал плечами Карл, — это сплошная обязаловка и никакого доверия. И роли вместо личностей. Люди живут вместе лишь ради выживания, а так быть не должно.
— Золотые слова, — живо улыбнулся Фридрих.
А Авис задумался — и не только о вопросах устройства общества. Он вспомнил традиционную семью, ту самую, в которой вырос. Впервые, только через год после битвы на Антее, юноша почувствовал укол совести за то, что оставил родителей в неведении. Они наверняка считали его погибшим, скорбели по нему…
— Эй, Карл, что приуныл? — с участием спросил Фридрих.
Он сел рядом со своим другом, придвинувшись к нему.
— Я сейчас подумал о маме и папе, — ответил Авис, — я же для них умер.
— Так ты теперь можешь зажить новой жизнью — тебе такой шанс предоставили! — начал утешать Грюнвальд, положив руку на спину Карла, — жить ради себя и своей идеи. А когда мы всё сделаем, то пригласим твоих родителей жить во Дворцах.
— Пожалуй, — отозвался юноша, вяло улыбнувшись.
Родители потеряли сына, но вскоре он к ним вернётся и подарит новую, лучшую жизнь без смога и заторов Великородины, без нелепых суеверий Империи… И поймут, что будущее за ним, за теми его качествами и чаяниями, которые казались им несущественными…
— Без работы они точно не останутся, — сказал Фридрих.
— Да, конечно, — согласился Карл, — думаю, мама с папой будут рады жить в справедливом обществе.
— Во всяком случае, когда осознают всю свою выгоду.
— Хотя… — Карлом овладели воспоминания из давних времён, — отец считал справедливость утопией, а несправедливость — одним из фундаментальных свойств человеческой природы. Думаю, в глубине души он недоволен существующим положением вещей. Но от меня он хотел, чтобы я вырос приспособленным к жизни и ориентировался на то, что есть, а не на то, что должно быть.