Полет Птитса
Шрифт:
— Наша беда в предрассудках — на них и построено имперское общество, — немного мечтательно, немного по-философски сказала Барбара.
— Действительно, — ответил ей Карл. Он перевёл взгляд с белых цветов на ветках и пробивающихся сквозь них лучей солнца на лицо криганки, и между двумя парами чёрных глаз будто бы возникла незримая связь.
— Но что нам с этим делать, Карл? — в голосе Барбары послышалось недовольство.
—
— Но нашу связь не разрушит даже война, — сказала Барбара, — мы уже выбрали свой путь и с него не свернём. Я — когда повстречалась с Н. С., ты — когда попал в Замок.
— Иначе было бы скучно, Барбара. Скажи, ты бы хотела жить как обычная имперская женщина?
— Император упаси.
Карл хихикнул.
— Вот и я тоже.
— Тоже не хочешь жить как имперская женщина?
Теперь Карл рассмеялся по-настоящему.
— Что имперцы очень любят делать, так это далеко идущие выводы из того, какого пола рождается человек, — сказал он, — словно мужчины и женщины — два совершенно разных вида, которые по иронии судьбы способны или даже вынуждены скрещиваться.
— Увы, природа нам так и говорит. Иначе бы эти представления не были такими живучими.
«Ещё одно рассуждение о человеческой природе…» — не без раздражения подумал Карл, — «но если я так часто слышу их от разных людей, то, возможно, в этом есть какая-то истина…»
— Природа человека дурна изначально, — ответил он Барбаре, — это стремление к вечной борьбе между своими и чужими, к борьбе за власть и место под солнцем. Это же происходит и между имперцами и разрушителями.
— Я тебя понимаю, Карл. Я не переношу эту хрень, — брезгливо поморщилась криганка.
— Пиксель не понял меня, когда я с ним обсуждал эту тему. Он даже подумал, будто я жалею, что люди — не роботы.
— Тот самый Пиксель? Корсар? Ты с ним дружишь?
— Да. Он неплохой парень, только немного ограничен.
— Но всё не так просто, Карл. Путь к свободе лежит через клетку.
— О чём ты? — фраза Барбары напомнила Птитсу коаны Хотеуса.
— Сейчас поймёшь, — ответила Барбара. Она правой рукой сжимала руку Птитса, а левой теребила сорванную травинку, — мы бы никогда не узнали настоящей цены свободы, если бы не родились в клетке.
— Наверное, ты права. Если бы меня не пытались с детства загнать в жёсткие рамки, если бы говорили: «Молодец, Карлуша, думай, что хочется и делай, что вздумается», то я вряд ли стал бы тем, кем являюсь.
— Значит, ты понял мою мысль, Карл, — заключила Барбара.
Карл и Барбара не хотели покидать старый парк. Они оба жалели, что нет возможности остановить время и навсегда остаться среди деревьев и белых цветов. Карл даже в шутку предложил воспользоваться мощностями лаборатории Штейнштейна в Тёмном Замке и собрать машину времени, чтобы пережить этот момент снова и снова. Но день шёл своим чередом, и Винтер с Птитсом из старого парка направились на пляж. Впервые за год Карл искупался в лазурно-синей морской воде. Вместе с Барбарой они достаточно отдалились от берега и поплыли бы дальше, если бы не наткнулись на пояс из
— Ты боишься медуз, Карл? — спросила Барбара, увидев, как смотрит на них Птитс.
— Они зелёные, скользкие и противные, как живое желе, — Карл поморщился.
— Не ворчи, Карл, — Барбара обдала его брызгами.
— Ах так…
Птитс и Барбара поливали друг друга брызгами и смеялись. Ядерный реактор в голове Карла работал на пониженных оборотах, чему он был рад.
— А вот так не хочешь? — Барбара взяла одну медузу за купол и бросила в Птитса.
— В следующий раз я подложу тебе жука в постель, — Карл увернулся от летящего кишечнополостного.
— Ой, не надо! — он знал, что Барбара боялась жуков.
Воспользовавшись замешательством криганки, Карл быстро подплыл к ней и принялся её щекотать. Затем они, надрываясь от смеха, дружно доплыли до берега и устроились на полотенце на пляже. От палящего дневного солнца их защищал зонтик, воткнутый в песок.
— Бабущка, — Барбара произнесла слово из родного языка Птитса, которое она знала.
— Бабушка, — поправил её Карл, — ударение на первый слог и «ш», как в «Mensch (человек)».
— Ба-бу-щка, — по слогам повторила Барбара, — не пойму, зачем вам целых тридцать три буквы в алфавите.
— У нас всего на три буквы больше, чем у вас, — рассмеялся Карл, — а во всеобщем их всего двадцать шесть. За это я его и люблю.
— Всеобщий — слишком простой язык.
— И поэтому на нем говорит всё человечество. Иначе как бы мы с тобой сейчас общались?
— Lern Kriegisch, Carl.
— Что?
— Учи криганский.
— Размечталась. Я знаю только «die Strabe» — «улица».
— Die Strasse, бабущка, — со смехом поправила Карла Барбара.
— И как оно пишется? Через «s» или через пузатую бету?
— Это не пузатая бета, а эс-цет. И она есть в слове «die Strasse».
— Эта буква мне нравится.
— Чем?
— Тем, что она пузатая, — сказал Карл, и они оба залились громким смехом.
Тем вечером, как и в три последующих, Карл приходил к Барбаре в таверну, где они занимались любовью. Птитс знал, что первого апреля криганка вернётся с Зекариса на родную планету, и радовался каждому мгновению, проведённому рядом с ней. Он чувствовал, как его сердце начинало биться сильнее от волнения. «Десять лет я изображал неприступную крепость, а сейчас волнуюсь как мальчишка», — подумал Карл, — «именно что изображал. Я осознанно скрывал за холодностью то, что у меня в душе. Скрывал даже от себя самого. И зачем? Чтобы получить иллюзию независимости, контроля? Или чувство защищённости? Эй, Карл, хватит нести бред!»
— Карл, что с тобой? — прозвучал где-то рядом звонкий женский голос.
Окружающая реальность начала обретать форму. Сначала стены таверны и окно, затем тумба с крабом, картина-экран… Карл не без удивления обнаружил, что он лежит голый на кровати, а рядом с ним — Барбара Винтер, тоже нагишом.
— Задумался, — сказал он ей, — да, так со мной бывает.
— Я не хочу от тебя улетать, — произнесла Барбара.
— Я тоже не хочу, чтобы ты улетела. Но мы ещё встретимся, я уверен. И у меня есть хорошая новость. Высшая Леди Ребеллия сообщила, что я могу показать тебе Тёмный Замок, только тайком от Верховного Владыки. В августе полечу туда — я уже взял у губернатора отпуск. Офицеру, который круглые сутки видит море, не помешает, скажем, покататься на горных лыжах.