Полет саранчи
Шрифт:
Это была уже не юность, но вполне еще молодость, до зрелости политическому авантюристу такого масштаба еще далеко. К началу XX столетия Парвус как личность полностью сформировался: был гедонистом, эпикурейцем, сибаритом, а еще – теоретиком и практиком марксизма; Ноздрев, Швейк, Омар Хайям, немного даже от Никиты Михалкова плюс уменьшенная копия гибрида Маркса с Энгельсом – и все это в одном флаконе: адская смесь, которая должна была когда-нибудь рвануть. И рванула, да еще как – до сих пор расхлебываем! Вот она, роль личности в истории.
Везувий
Когда Березовский заходил в комнату, начинало пахнуть серой, как от спичек. Он был для меня настоящим чертом. Очень талантливым чертом.
«А ведь скажи тогда кто-то, в стародавние пятидесятые, что этот щуплый и шустрый еврейчик с вечно не закрывающимся ртом станет некоронованным властителем России, будет избирать вождей (о президентах в те годы слыхом не слыхивали), формировать правительства и открывать ногой тугие кремлевские двери, никто бы это даже за удачную шутку и не посчитал. Еще, может, и побили бы его – для острастки» [42] .
42
А. Хинштейн, «Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги», 2013 год.
Кем мог стать школьник Боря Березовский?
Плохоньким инженером? Совсем плохоньким, потому что не любил приземленной практической деятельности, – да.
Псевдоученым, кропающим никому не нужные квазидиссертации и псевдостатьи? Да, уже и стал в какой-то момент.
Заведующим продмагом, отпускающим по блату дефицит, а еще лучше начальником ОРСа – вполне. Возможно, неудачником-товароведом. Или, наоборот, мог «подняться» до директора овощебазы.
Директором совхоза, как Лукашенко? Вряд ли, не по зубам косточка, не по Сеньке шапка…
Мечтал он о многом, вплоть до Нобелевской премии, мечтать в стране развитого социализма никому не возбранялось. Но чтобы рулить Россией – об этом, думаю, он даже во сне не фантазировал. «И дело здесь не столько в государственном антисемитизме, – писал Хинштейн, – сколько совсем в другом: в отсутствии у нашего героя тех неуловимых, но необходимых черт, которые с детства отличают будущих начальников и VIP– персон от прочего люда, всевозможной массовки».
Кто знает, были у мальчика черты лидера или их не было? Сверстники могли не догадываться об этом, а нам теперь издалека не разглядеть.
«Ужас, все время болтал, – вспоминала его мать. – Уже не знали, на какую парту его посадить, он все равно найдет кого-то и будет все время разговаривать».
Незначительный, суетливый, говорливый, невнятный – таким его увидел и Сережа Турчин при их первом знакомстве. Люди вообще мало меняются. Приобретая жизненный опыт, многие, как правило,
Сверстники, видимо, не принимали всерьез вертлявого Бориску, однокашницы – вообще не замечали. Детские и юношеские обиды сформировали его характер: вкрадчивость, энергию, несгибаемое, звериное упорство и сатанинское тщеславие. «Меня многие предавали», – часто повторял он. До последних дней лондонский изгнанник пытался рассчитаться с предателями за свои детские мальчишеские и новые недетские обиды, доказать неблагодарному миру – и в первую очередь самому себе, – «сколь преступно они все недооценили его таланты и достоинства».
Абрам Маркович Березовский, сын томского купца, по профессии инженер-строитель, всю жизнь колесил по стране, что-то возводил, воздвигал, пока не осел наконец в Москве. В 1943 году, в самый разгар войны, познакомился с Анной Гельман, девятнадцатилетней студенткой мединститута, – встреча двух провинциалов, приехавших «покорять столицу».
Двенадцать лет разница в возрасте…
Она – милая и трогательная, он – солидный и надежный: за таким как за каменной стеной. Что это было – пылкая любовь или трезвый расчет? Шла война, по Москве женихи не гуляли; даже инвалиды шли нарасхват…
Первый послевоенный год. Мертвые похоронены, живые вернулись с фронта, люди настраиваются на послевоенную жизнь, которая «теперь будет совсем другая», все полны радужных надежд. Двадцать третьего января 1946 года у четы Березовских родился мальчик.
Абрам Березовский был на хорошем счету, его переводили с завода на завод – каждый раз главным инженером, – дали даже премию Совмина. В общем, молодой советский выдвиженец.
К моменту рождения сына Анна училась на третьем курсе, из академического отпуска назад уже не вернулась – выбрала жизнь скромной домохозяйки.
Отныне и навсегда все в этой семье будет подчинено интересам долгожданного наследника. О, эта атмосфера безоглядной любви и даже поклонения! «Она боготворила сына, полностью жила его жизнью, – вспоминает ее знакомая Алла Раствелина. – Есть такие фанатичные мамы, которые с первых дней появления в семье чада всю собственную жизнь дарят только ему. Она даже второго ребенка не захотела только потому, что не представляла себе, что придется делить свою любовь к Борюсе с кем-то еще. Борюня для Анны Александровны был светом в оконце, абсолютным „всем“ в ее жизни».
Анна Березовская, насколько мы знаем, дала единственное интервью, приуроченное к шестидесятилетнему юбилею сына. Мать олигарха вспоминает такой эпизод: обнаружилось, что ненаглядный отпрыск скрыл от нее несколько полученных двоек, и она решила проявить строгость, наказав нерадивого ученика.
«Он лег. И я его так, знаешь… рукой шлепнула. В общем, и потом мы оба… Нет, не помню, не буду говорить, плакал ли он, но я плакала».
Жили Березовские скромно: шиковать было не на что. Если появлялись лишние деньги, тратили на Борю.