Полет сокола (В поисках древних кладов) (Другой перевод)
Шрифт:
— Значит, вы хлопковый плантатор?
— Совершенно верно, а после этого плавания куплю еще и сахарную плантацию на Кубе. Половина груза пойдет в уплату за землю, а другая половина будет выращивать тростник.
— Вы гораздо хуже, чем я думала, — прошептала Робин, — вы не просто служите злу, вы сам дьявол!
— Ваша экспедиция отправляется в глубь континента… — Теперь капитан смотрел ей в лицо. — Когда вы туда доберетесь, если это вообще случится, вы увидите настоящие ужасы, такие жестокости, которые и не снились американским рабовладельцам. Людей косят войны, лихорадка, пожирают
— И вы уверяете, что, отлавливая этих несчастных и заковывая их в цепи, вы оказываете им благодеяние?! — возмущенно воскликнула Робин.
— Вы бывали на плантациях в Луизиане? Нет, конечно. Ну так я приглашаю вас туда. Приезжайте как-нибудь ко мне в гости, в Баннерфилд, и сравните моих рабов с африканскими дикарями — или хотя бы с теми несчастными, что обитают в трущобах и работных домах вашего благопристойного зеленого острова.
Робин хорошо помнила безнадежно спившихся, потерявших человеческий облик бедняков из миссионерской больницы. Она не знала, что ответить.
Сент-Джон цинично улыбнулся:
— Если подумать, это не что иное, как насильственное обращение язычников. Я вывожу их из кромешной тьмы на пути Господа и цивилизации — фактически выполняю вашу миссию, хотя мои методы куда более эффективны.
Робин вздохнула:
— Вы неисправимы, сэр.
— Я мореплаватель и плантатор, а еще торговец рабами и их хозяин и готов отдать жизнь за свое право быть всем этим.
— И вы еще говорите о праве?! — воскликнула она.
— Да, о праве кошки на мышь, о праве сильного, доктор Баллантайн. Это закон природы.
— В таком случае могу лишь повторить, капитан Сент-Джон, что намерена покинуть ваш корабль при первой возможности.
— Что ж, очень жаль. — Свирепый взгляд желтых глаз немного смягчился. — Мне бы этого не хотелось.
— Я посвящу всю жизнь борьбе с вами и с такими, как вы.
— Какая женщина пропадет… — Он мрачно покачал головой. — Хотя, с другой стороны, ваше решение дает нам шанс увидеться снова. Надеюсь, так и случится.
— И еще одно, капитан Сент-Джон: я никогда не прощу вам прошлую ночь!
— А я, доктор Баллантайн, никогда ее не забуду.
Зуга Баллантайн осадил коня у обочины дороги на узком перешейке между отрогами Столовой горы и Сигнального холма. Он соскочил с седла, чтобы дать лошади отдохнуть после тяжелого подъема из города по крутому склону, и бросил поводья слуге-готтентоту, ехавшему рядом. Зуга слегка вспотел, в висках пульсировала тупая боль после вчерашней пирушки. Великолепное сладкое вино Констанции, одного из лучших виноградников в мире, вызывало похмелье не хуже, чем дешевый грог из портового кабака.
Они сошли на берег пять дней назад, и гостеприимство обитателей Капской колонии превзошло все ожидания. В гостинице на улице Бюйтенграхт пришлось ночевать лишь первую ночь, а наутро Зуга отправился с визитом к мистеру Картрайту, одному из самых солидных местных купцов. Рекомендательные письма от Лондонского миссионерского общества произвели должное впечатление, и путешественники получили в свое распоряжение бунгало для гостей, выстроенное в саду богатого
С тех пор все вечера превратились в веселую круговерть званых ужинов и танцев. Будь на то согласие Робин и Зуги, дни проходили бы так же легкомысленно — с пикниками, морскими прогулками, рыбной ловлей, верховой ездой и долгими неспешными обедами на лужайке под раскидистыми дубами, так живо напоминавшими Англию. Однако Зуга старался избегать развлечений, чтобы успеть завершить подготовку экспедиции. Он наблюдал за выгрузкой снаряжения с «Гурона», что само по себе оказалось задачей не из простых: ящики нужно было поднять из трюма, спустить на лихтеры и перевезти через опасную полосу прибоя в Роггер-Бэй. Вдобавок понадобилось оборудовать временный склад для груза, в чем снова помог Картрайт. Зуга не раз поминал недобрым словом упрямство сестры, из-за которой на него свалилось столько работы. Вначале он долго упирался.
— Черт возьми, сестренка, даже отец, когда не было другого выхода, путешествовал с караваном арабских живодеров. В конце концов, если Сент-Джон в самом деле перевозит негров, мы могли хотя бы выведать, где он их берет и у кого, — в самый раз для отчета обществу.
Однако его доводы не возымели действия: Робин пригрозила написать в Лондон директорам общества да еще и поделиться сведениями с редактором «Кейп таймс». Зуга, сжав зубы, неохотно согласился.
Теперь он с тоской смотрел на «Гурон», который стоял вдали от берега, повернувшись навстречу резкому юго-восточному ветру. Даже с голыми мачтами красавец корабль, казалось, готов был взлететь. Через день-другой Сент-Джон снимется с якоря, а экспедиции придется ждать следующего корабля, который отправится к побережью арабской и португальской Африки.
Зуга передал рекомендательные письма из министерства адмиралу Капской эскадры королевского флота и заручился обещанием всяческого содействия. Тем не менее Баллантайн каждое утро часами осаждал морские агентства и судовладельцев в надежде поскорее отправиться в путь.
— Вот чертовка, — ворчал он, — из-за нее мы потеряем месяц, если не больше.
Время подпирало. Если не выбраться с зараженного лихорадкой побережья до сезона дождей, риск подхватить малярию станет смертельным.
Сверху донесся пушечный грохот, и над вершиной Сигнального холма поднялось белое облачко дыма. Дозорный пост предупреждал колонистов о приближении гостей. Зуга прикрыл глаза фуражкой и прищурился, вглядываясь в даль. Даже не будучи моряком, он опознал уродливый силуэт и торчащую дымовую трубу британского военного корабля, так упорно преследовавшего «Гурон». Неужели с тех пор прошло две недели? Как быстро летит время… Покачивая мачтами, канонерская лодка заворачивала в Столовую бухту навстречу ветру, за кормой тянулся тонкий черный шлейф дыма. «Гурон» стоял на якоре меньше чем в полумиле. Зуга покачал головой. Встреча враждующих капитанов сулила интересное развитие событий, но в целом он испытывал глубокое разочарование. Будь это торговое судно, оно могло бы подбросить экспедицию к восточному побережью, а так… Зуга резко отвернулся, принял у слуги поводья и стремительно вскочил в седло.