Полет сокола (В поисках древних кладов) (Другой перевод)
Шрифт:
— А меня, сэр, удивляет, с какой готовностью вы демонстрируете окружающим свое невежество и снобизм.
Хирург задохнулся от возмущения.
— Ей-богу, мадам, по-вашему, я должен подозревать смертельный яд в каждой пылинке, в каждой капле воды, даже на собственных пальцах? — воскликнул он, потрясая руками у самого лица Робин.
Под ногтями у хирурга застыли темные полумесяцы засохшей крови — утром он оперировал. Врач наклонился к ней, яростно брызжа слюной, и Робин слегка отстранилась.
— Да, сэр, — парировала
Редактор упоенно строчил в блокноте. Реплики становились все острее, все чаще слышались личные оскорбления. Он и не мечтал о таком скандале. Кульминация настала, когда Робин настолько разозлила противника, что он, не удержавшись, подкрепил свою ярость непристойным ругательством.
— Ваш лексикон столь же отвратителен, как эти ваши грязные белые тряпки, — сказала она и запустила тампоном хирургу в лицо с такой силой, что вода окатила его бакенбарды и сюртук. Робин торжествующим шагом вышла из операционной.
— Так прямо и швырнула? — Опустив газету, Зуга изумленно взглянул на сестру. — Да, сестренка, иногда ты совсем не похожа на леди.
— Пожалуй, — без тени раскаяния согласилась Робин. — А для тебя это новость? Кроме того, я понятия не имела, что он главный хирург.
Зуга с шутливым неодобрением покачал головой.
— Его окончательное мнение, высказанное редактору, таково: «Мисс Робин Баллантайн — начинающий врач сомнительной квалификации, полученной в малоизвестной медицинской школе не слишком достойным способом».
— Сильно сказано! — Робин захлопала в ладоши. — Оратор из него лучше, чем хирург.
— Далее он говорит, что намеревается требовать возмещения морального ущерба.
— За вооруженное нападение с тампоном, — весело рассмеялась Робин и встала из-за стола. — Чушь какая! Поторопимся, а то не успеем на встречу с Кодрингтоном.
Стоя рядом с Зугой на корме водяного лихтера, причаливающего к стальному борту канонерской лодки, она все еще радовалась жизни.
Юго-восточный ветер избороздил поверхность Столовой бухты, превратив ее в хлопковое поле, усыпанное белоснежной ватой, и накрыл облачной скатертью плоскую вершину Столовой горы. Колонисты называли этот ветер «капским доктором» — без него летняя жара была бы невыносимой. Однако он представлял собой постоянную опасность для мореплавания — дно бухты было усеяно обломками потерпевших крушение кораблей. «Черная шутка» раскачивалась на якоре, и два матроса несли вахту, следя за тем, чтобы цепь не порвалась.
Лихтер подошел к борту, сверху спустили толстые брезентовые шланги, и двенадцать человек встали на насосы, перекачивая груз в водяные баки бойлерной. Только потом гостей взяли на борт.
Поднявшись через бортовой люк на верхнюю палубу, Робин взглянула на ют, где стоял Кодрингтон. Он был в одной рубашке, без кителя, выше на голову окружавших его мичманов. Выгоревшие
— Получше крепите брезент! — крикнул капитан боцману, командовавшему разгрузкой. — А то будем все как трубочисты.
На палубе царила суматоха, но каждый был занят своим делом. Робин и Зуга с трудом пробирались по палубе, заваленной мусором. Наконец Кодрингтон оглянулся.
Он выглядел моложе, чем запомнила Робин, движения стали менее скованными, лицо — безмятежнее. Рядом с видавшими виды, побитыми всеми штормами матросами капитан казался почти мальчишкой, однако это впечатление развеялось, едва он заметил гостей. Внезапно черты его лица посуровели, губы сжались, глаза сверкнули холодом, превратившись в бледные сапфиры.
— Капитан Кодрингтон, — приветствовал его Зуга с тщательно отрепетированной вежливой улыбкой, — я майор Баллантайн.
— Мы уже встречались, сэр, — ответил Кодрингтон, даже не попытавшись улыбнуться в ответ.
Зуга невозмутимо продолжал:
— Разрешите представить вам мою сестру, доктора Баллантайн.
Кодрингтон бросил беглый взгляд на Робин.
— Ваш покорный слуга, мэм. — Он скорее кивнул, чем поклонился. — Сегодня в утренней газете я кое-что читал о ваших последних подвигах. — На миг суровое выражение исчезло, в синих глазах мелькнула озорная искра. — У вас сильные убеждения, мэм, и еще более сильная правая рука.
Он повернулся к Зуге:
— Я получил приказ адмирала Кемпа доставить вас и вашу экспедицию в Келимане. Не сомневаюсь, что по сравнению с вашей прежней компанией вы найдете мое общество скучным. — Капитан демонстративно отвернулся и посмотрел туда, где в полумиле отсюда на вспененных ветром волнах покачивался на якоре «Гурон».
Зуга проследил за его взглядом и внутренне сжался. Кодрингтон продолжал:
— Так или иначе, буду весьма признателен, если вы подниметесь на борт послезавтра утром. В полдень я с приливом покину бухту. А теперь прошу прощения, мне надо заниматься кораблем.
Коротко кивнув и не подав руки, Кодрингтон отвернулся к ожидавшим его мичманам. Обворожительная улыбка Зуги растаяла, лицо потемнело от гнева.
— Каков наглец! — прорычал он, но через секунду отрывисто бросил сестре: — Пошли, нам пора.
Зуга повернулся, пересек палубу и спустился на лихтер.
Робин не двинулась с места, дожидаясь, пока капитан закончит разговор с боцманом. Кодрингтон оглянулся и с деланным удивлением поднял брови.
— Капитан Кодрингтон, мы покинули «Гурон» по моему настоянию. Вот почему нам понадобилось другое судно. — Робин говорила тихо, но столь энергично, что лицо капитана смягчилось. — Вы были правы. «Гурон» — корабль невольничий, а Сент-Джон — работорговец. Я могу это доказать.