Полет Сокола
Шрифт:
— Здорово, земеля, — пробасил зверолюд. — Шо, совсем гражданские штафирки одолели?
— Так точно, — отрапортовал я, заметив погоны вахмистра.
— Да не тянись, ворон, не на плацу, — поморщился зверолюд. — Десятник Девятой специальной егерской бригады Пахом Зуев. И можно просто по имени, в отпуск я еду.
ППД бригады было полутора сотнях километров от нашей крепости. В масштабах Сибири действительно земляки. Егеря девятой специальной выполняли роль спецназа Империи. И если обычно унтер-офицер командовал сотней, то у них только десятком.
— Почту за честь, — слегка поклонился я.
— У тебя какое место? А то давай попросим соседей махнуться с тобой. С этими гражданскими ни поговорить, ни выпить.
Мысленно содрогнувшись от перспективы пить на равных со ста пятидесяти килограммовым берсеркером, состоящим из одних мышц, костей и непробиваемой шкуры, я поспешил отмазаться, ссылаясь на малый возраст.
— То-то я смотрю, ты совсем мелкий, — огорчённо прогудел медведь. — Слышал о тебе. Чжан Бэй, ваш капитан, хлопотал, чтоб оставить тебя в отряде. Ох и орал он тогда на чинуш из Службы Надзора. Мы как раз по вызову на твоего дендроида туда приезжали. Да, велика Сибирь, а выпить не с кем, — сокрушённо, но не логично закончил он.
Разговор был прерван появившимся начальником поезда, вызванным возмущённым проводником. Переговоры взял на себя Пахом. По его словам, я был геройский герой, ломающий монстров пачками, а нежить бьющий вообще без счёта. И такому герою никак нельзя без оружия. А что молодой, так повзрослею ещё. И раз мы два таких героя и молодца, можно ли нас в одном купе поселить? Начальник проверил мои документы, посмотрел билет и дал указание проводнику поселить нас в отдельное купе, чтоб никто не мешал.
Довольные таким исходом, мы отправились заселяться. Я получил бельё, выложил пакет с пирогами, тут же реквизированный медведем, и повесил гитару на крюк. Чую, она мне ещё понадобится сегодня.
Не прошло и часа с момента отправления, в коридоре начался шум. Судя по голосам, кто-то кого-то искал и ошибся номером. Выглянув, я увидел знакомых девушек, которые стояли у купе, где должен был ехать я. Спросив медведя, не будет он против, если к нам присоединятся девушки, от чего тот заметно оживился, я вышел узнать, не меня ли они потеряли. Судя по обрадованным лицам, искали именно меня, и еще раз извинившись перед потревоженными пассажирами, я всех пригласил к себе
Увидев в купе громадного берсеркера в форме, девицы стушевались. Теперь пришла моя очередь расписывать достоинства медведя. Нежить в моём рассказе умирала стоило только Пахому показаться на горизонте. Враги с плачем разбегались, а их жёны пугали его именем детей. А он наносил добро и причинял справедливость во имя Империи, попутно спасая красавиц из плена и вынося детей из горящих домов.
Короче, к концу моего рассказа девчонки вовсю строили ему глазки, а одну из них, тоже медведицу, он сам пожирал глазами. Рассадив всех по местам, засунул Пахому под бок так понравившуюся ему берсеркершу, сам
Естественно, поступило предложение мне сыграть. Отказываться я не собирался и, взяв гитару, стал выбирать песню. Решив ещё больше расцветить героический образ медведя, песню я выбрал соответствующую.
«Батальонная разведка,
Мы без дел скучаем редко.
Что ни день, то снова поиск, снова бой»
Медведь даже не дышал, пока звучала песня. Когда я закончил, то увидел глаза, смотрящие на меня в упор. И только через секунду понял, что Пахом просит переписать слова и ноты.
У девчонок нашлись ручка и блокнот. Я не только написал слова, но и примерно накидал, как ставить пальцы на грифе. Медведь во что бы то ни стало захотел научиться играть её сам. Ну, если учесть, какими сияющими глазам смотрела на него медведица, желание было вполне понятное.
Так мы и ехали дальше. Кто-то приходил, кто-то уходил. Народу в купе набилось битком. Устав петь, я дал гитару следующему с условием не поломать. А сам вышел подышать в тамбур. Там-то меня и поймали две улыбчивые сестрички-близняшки лет девятнадцати.
Возвращался в купе я уже поздно ночью, вымотанный донельзя. Девочки оказались опытным, умелыми и явно такое проворачивали не единожды. По-другому добиться такой синхронности нереально. Там, где меня выручала эмпатия, они брали мастерством исполнения.
Ввалился в купе я с одним желанием, лечь спать. К счастью все уже разошлись и там был только Пахом, положивший голову на подбородок и вглядывающийся в ночную тьму за окном.
— Чего не спишь? Ты живой там? Пахом! — только с третьего раза удалось добиться мне внимания.
— Она ждать обещала. — Глаза медведя, казалось, видели совсем не меня. — Приеду домой, родителей повидаю и назад. Может, там, в городе, её обижает кто.
— О-о-о, да ты совсем для общества потерян, друг. — Я улёгся на расправленный матрас. — Конечно, давай. А то её ещё и комары покусать могут.
Через секунду надо мной нависла туша берсеркера.
— Фальк, напиши мне песню, — глаза у Пахома лихорадочно блестели. — Я не смогу сам вот так прийти и сказать ей. Вот песня — другое дело.
— Спи давай, — буркнул я, переворачиваясь на бок. — Утром будет тебе песня, если только спать мешать не будешь.
Но ещё долго в темноте купе раздавались вздохи медведя. Он ворочался, вставал, садился и снова ложился. Я, правда, недолго это слышал, поскольку уснул сном младенца.
Утро началось со стука в дверь. Девушки уже в третий раз приходили, чтоб накормить нас завтраком, но мы не отзывались. Да и сейчас встал только я. Медведь, утомлённый ночными переживаниями, спал мёртвым сном. В глазах молодой берсеркеры была такая обида, что пришлось тянуть её в коридор и объяснять, в мыслях о ком прошла ночь Пахома. Гнев сменили на милость и стали шикать на всех, типа, тише, что вы спать мешаете. На столе героя дожидался завтрак, накрытый полотенцем.