Полет стажера

Осинский Владимир

– Но ведь все это... Простите мою дерзость... Как бы сказать?..
– начал я.

– Жевано-пережевано, не так ли?
– задиристо отозвался Рустинг.
– Ну и что же, молодой человек! Разве оттого, что вы тысячу раз скажете "холодно" и тем самым как бы обесцените смысл слова, вам станет теплее? Слова стираются смысл остается. И я вас спрашиваю: к чему непрестанно обманываться грандиозностью целей, которые мы перед собой ставим, тщетной суетностью надежд, что после нас останется нечто важное, ценное?

– Не останется даже того, что мы делаем для других из любви к ним? негромко спросила Кора Ирви.
– Бедный Сол, как вам тяжело жить!

В любви нет возраста. Возможно, в ней есть или отсутствует опыт. Рустинг был, несомненно, очень неопытным влюбленным. Судя по тому, что ни для кого не составляло

уже секрета, он должен был капитулировать. В противном случае у него не оставалось права даже верить в свою любовь. Но он не сдался. Позже я понял, почему. Человек не в состоянии поступиться тем, на чем держится его личное мироздание, и это сильнее чувства. Он бы и рад немного потесниться на своей позиции, да просто не может.

– Поймите, милая Кора, - упрямо сказал Рустинг.
– Все мы обманываем себя. Не исключено, что я понимаю это лучше присутствующих только благодаря своей ужасной профессии, - скромно добавил он.
– Знаете, в старину существовало понятие "надбавка за вредность". Может, у меня - профессиональное заболевание?

Последнее было сказано не без кокетства и дало мне повод, торжествуя, воскликнуть:

– Вы сами сказали!

Он немедленно парировал:

– Говоря о "профессиональном заболевании", я подразумевал обостренное чувство реальности мировосприятия - не больше и не меньше. Для вас смерть понятие абстрактное, причем не только в силу возраста. Для меня - тысячи зарегистрированных имен людей, которые жили и которых теперь нет. Понимаете? Просто нет... Право, иногда я завидую древним: они верили в потустороннюю жизнь...
– И, не обращая на нас никакого внимания, всем своим видом, сказал Коре Ирви: - Потому что там я бы непременно встретился с вами!

– Вот вы и опровергли самого себя, - лениво констатировал Горт.
– Не сомневался, что так случится. Если наши усилия смешны полнейшей бесплодностью, то к чему столь темпераментно отстаивать свой взгляд на вещи, к примеру?.. Да и сдается мне, что с некоторых пор жизнь не представляется вам такой уж бесцельной.

Намек был предельно прозрачен. Меня чрезвычайно покоробила бестактность голографа. Практикант заерзал от восторга. А Рустинг прямо-таки взвился:

– Что вы хотите этим сказать?!

Виктор Горт, не испугавшись, пожал плечами:

– Всего-навсего, что наше существование не так уж бессмысленно, Сол... Он улыбнулся маленькому человеку с обезоруживающей сердечностью; я не подозревал в нем такой способности.
– К тому же в "тайне", которую вы нам открыли невольно, нет ничего, кроме хорошего.

Сол Рустинг совершенно растерялся. Кора Ирви выглядела скорее безмятежно-спокойной, нежели смущенной. Даже Тингли ухмылялся сочувственно, отнюдь не обидно. "Космический мусорщик" украдкой мне подмигнул: мол, до чего славно, что кризис спонтанно себя исчерпал... Но не суждено было этому вечеру мирное завершение. Впереди нас подстерегало приключение. Хотя началось оно не сразу, а после очередной вспышки неуемного стремления Практиканта "разобраться, что к чему" - если помните, именно так он определил цель своего космического вояжа. Внешне между названной вспышкой и событиями, речь о которых пойдет ниже, связи нет. Однако впоследствии я пришел к выводу: то, о чем Тингли Челл говорил, в значительной степени обусловило его поведение в ночном нашем приключении... Постараюсь быть последовательным.

Прерывая несколько затянувшееся, хотя и не тягостное молчание, Тингли сказал:

– Если общество не возражает, хотелось бы поделиться кое- какими соображениями. Правда, они могут показаться не совсем уместными в данную минуту...

Общество, не знавшее, чем заняться, не возражало, и он продолжал:

– Как известно уже нашему славному астропилоту Бегу Третьему, я в своей бестолковой жизни сменил немало занятий - в том числе литератора. С позиций последнего и намереваюсь выступить... Знаете ли, что мы с вами представляем в сложившихся обстоятельствах, если взглянуть на нас глазами драматурга? Материал! Да-да, великолепное сырье, из коего можно слепить захватывающее, остросюжетное драматургическое произведение... Многоуважаемый Сол Рустинг, пусть вас не коробит такая роль. Сегодня вы настроены весьма агрессивно, но, сделав над собой небольшое усилие, поразмыслив немного, обязательно поймете: иногда быть "материалом" очень даже почетно.

История знает немало случаев, когда зауряднейшие индивиды, сделавшись прообразом литературного персонажа, обретали мировую известность, а то и бессмертие. Разве вы не хотите бессмертия? Учтите, оно зависит от степени авторского дарования и, следовательно, от его доброй воли, так что...

Я бы простил ему ничем не спровоцированную язвительность этого эпитета "наш славный астропилот", не обратил внимания на выпады в адрес беззащитного Рустинга. А вот возвращаться к теме смерти было незачем, она была вредоносна и опасна, и потому я позволил себе холодно осведомиться:

– Не о вашем ли, Тингли Челл, волшебном даре идет речь?

Мною двигало одно намерение - в зародыше пресечь ненужную болтовню.

Практикант насмешливо отозвался:

– Недостойный выпад! Я же вам честно сказал, что писателя из меня не получилось...
– Кора Ирви укоризненно покачала головой, и я дал себе слово в дальнейшем молчать.

– Нет, - как ни в чем не бывало продолжал разглагольствовать Тингли, - на роль Художника я не претендую. Разве что попробую чуть-чуть потеоретизировать... Итак, нас тут шестеро, то есть достаточно мало, чтобы уместиться в небольшой пьесе, и чтобы автору было нетрудно постоянно держать каждого в сфере внимания. Второе: мы попали в условия, когда люди вынуждены почти непрестанно общаться, взаимодействовать друг с другом. Одно это уже является предпосылкой для зарождения драматических коллизий - как, столкнувшись, покажут себя наши характеры? И третье. Против нас ополчилась целая шайка неблагоприятных факторов: нехватка воды, загадочные черные цветы, неведомые до сих пор звери, оставившие следы на красном песке, вся эта планета с дурацкими двумя солнцами - сплошная вещь в себе!
– и, наконец, грозная неопределенности в вопросе, когда и как мы отсюда выберемся, а также произойдет ли столь желанное событие когда-либо вообще...

Я потом спрашивал Петра Вельда, чего ради он позволил Тингли нести его вздор, от которого был один сплошной вред. Знаете, что он ответил?

– Видишь ли, интересно было слушать... Меня-то ничему такому не учили. И болтал он складно, тут ничего не скажешь.

Ответ меня смутил неожиданностью. Казалось бы, какое время интересоваться посторонними вещами, тем более что интеллектуальные экзерсисы Тингли дурно влияли на общий настрой? Позднее я сообразил, что вообще мы охотно выдумываем себе людей. Мне "космический мусорщик" представлялся этаким безупречным руководителем, и я внутренне обязал его к идеально правильным мыслям и действиям. Как было и с Корой Ирви, несказанно удивленной мимолетным признанием Вельда, что ему тоже "разок-другой небо с овчинку казалось", недоверчиво тогда воскликнувшей: "Вы - и страх?.. Нет, конечно, это вы для нас так говорите, чтобы успокоить!" Еще я подумал: создаем модель человека, а потом не можем ему простить, если - подлинный - он в ней не умещается... Но это я между прочим.

Челла вдохновляло собственное красноречие:

– ...Заполучив подобный материал, драматург пальчики оближет! Сначала он постарается отобрать наиболее выигрышный вариант. Вот номер один: мы всего-навсего дожидаемся, когда наконец подоспеет помощь, и обеспечены буквально всем. Единственное неудобство - вынужденность совместного существования, поскольку рано или поздно заявит о себе психологическая несовместимость. Рассматриваемый вариант - бесценный подарок художнику, обожающему разного сорта "нюансы" и "изломы" душевной конституции хомо сапиенс... Номер второй уже принципиально отличается от первого, тут привносятся осложнения внешнего порядке, объективные - нехватка продовольствия, аналогичных жизненно важных вещей. Такая приправа придаст литературному блюду остроту, элемент борьбы за выживание неизбежно обнажает личностные черты каждого, закономерно выявляя то низменное, что прежде стыдливо пряталось под одеждами хороших манер и прочих маскировочных средств... Третий вариант представляет собой усовершенствованную разновидность второго: кто-то из нас... простите, - лицемерно спохватился он, - кто-то из них попадает в беду... Понимаете пикантность поворота событий?! Один в беде, остальным ничего не грозит! Как поведут себя благополучные? В какой мере выкажут себя мужество, способность к самопожертвованию - или, скорее всего, эгоистически-трусливое стремление спастись, инстинкт самосохранения?