Полет Стрижа

Сартинов Евгений Петрович

— Да вон, на крыше. Гусак с проводами, нижний ярус.

— Как же его перерезать?

— Может, я попробую? — вмешался Андрей.

Все поглядели на его внушительный пистолет.

— А достанешь? — засомневался лейтенант. Андрей только кивнул головой.

— Давай. Стреляй, не бойся, у них там сейчас дизель ревет.

Действительно, во дворе маневрировал КамАЗ, стараясь как можно ближе подъехать к крыльцу. Андрей встал во весь рост, взял тяжелый свой пистолет в обе руки. Стеклянная фигурка изолятора казалась отсюда просто точкой. Все поневоле затаили дыхание. Выстрел, другой… Только

третий оказался удачным — не только разлетелся изолятор, но и упал оборванный кабель.

— Все! — выдохнул снайпер и блаженно улыбнулся, переводя дыхание.

Пока друзья восхищенно поздравляли Андрея, приникший к биноклю лейтенант увидел, как грузовик дернулся еще на полметра, взревел напоследок и смолк. Стало тихо, даже слышны были гортанные выкрики чеченцев.

— Ну, что ж, теперь я подниму всех своих орлов! — И Семыкин заспешил к своему верному уазику.

27

КамАЗ, натужно ревя, осторожно миновал ворота. На площади водитель поддал газу, из высоко поднятой трубы вырвалось черное облачко дыма, машина свернула к улице, ведущей на выезд из города. Еще несколько секунд, и она исчезла за домами. Муса облегченно вздохнул. Подспудное чувство тревоги не покидало его весь день. Теперь хоть дом разгрузили, остался только битком набитый подвал.

Джиоев развернулся, чтобы уходить. Стоявший около пульта Махмуд нажал на кнопку, и ворота с грохотом и лязгом поползли, перекрывая вход. И вот тут заполошный вой милицейских сирен заставил Мусу круто развернуться лицом к площади. Две машины ГАИ неслись в том направлении, куда уехал зеленый КамАЗ.

— Стой! — крикнул Муса Махмуду и, повернувшись к крыльцу, нашел на нем Алибека. — Съезди на мотоцикле, посмотри, что там.

Алибек метнулся в гараж и вывел из бокса свою грязную «ямаху». Поймал брошенный кем-то шлем, торопливо надел его, крутнул газ и рванул скоростную машину в ту сторону, куда скрылись машины. Вернулся он скоро, не прошло и трех минут.

— Менты потрошат грузовик, — сказал, снимая шлем.

— Но они же не имеют права, это военный транспорт! — возмутился старший брат.

Алибек только ехидно усмехнулся:

— Они даже прострелили его колеса.

— Шайтан! — Муса метнулся в дом, схватил телефонную трубку. Увы, она молчала. "Кажется, все", — понял

Муса.

— Кончилось твое время. Теперь мое слово главное, — раздался сзади знакомый голос, и поднявший глаза в зеркало старший Джиоев увидел, как Алибек вскинул на плечо автомат.

— Ого, — Илья, наблюдавший в бинокль за домом, оживился. — Вот оно, началось.

— Что там?

— Посмотри сам, — он передал бинокль Стрижу, — третье окно слева.

— Да, явное дуло. Похоже на пулемет. А вон еще один, на первом этаже.

За забором взвизгнул тормозами уазик. Через минуту на сеновал взобрался Семыкин.

— Ну, что? — нетерпеливо обратился к нему Стриж.

— Все нормально. По накладным продукты, а на самом деле доверху забит оружием.

— Как взяли, без проблем?

— Ну, прямо! Останавливаться не хотел, пришлось скаты ему прострелить.

Кстати, твое желание исполнилось — Демченко ему морду набил. У него младший брат в Чечне. А что у вас?

— Глянь сам.

Игорь взял бинокль, присвистнул.

— Вот это да! Раз, два, три. А это что? Похоже на крупнокалиберный.

— А где твои?

— Оцепили площадь, никого не пускают.

— Сколько стволов? — спросил сидевший в уголке Андрей.

— Если серьезных, то десять.

— Всего? — удивился Стриж.

— А ты чего хочешь? Спасибо, что эти есть. Я позвонил в область, попросил срочно прислать ОМОН. Из части, охраняющей мост, обещали выделить солдат.

Он снова начал разглядывать чеченское гнездо.

— Притихли, как вымерли. Что теперь? Поехать с ультиматумом?

— Опасно, — предостерег Стриж.

— Знаю.

— Через «матюгальник» к ним обратись, — предложил Илья.

— Можно и так. Но пока переждем. Людей из окрестностей еще не эвакуировали.

Лейтенант вслушивался в доклады по радио, переспрашивал что-то, требовал, торопил. Непоседливый Илья все разглядывал в бинокль проклятый богом дом, Андрей вроде бы даже дремал, Сергей ушел и вскоре вернулся с оружием.

Стриж же прилег на сено, закинул за голову руки и, прикрыв глаза, задумался о своей жизни. Он всегда любил друзей, женщин, шумные компании, веселье, комфорт. И что он видел на своем пути? Сначала тренировки, часами и часами, пот, боль в усталых мышцах и еще большая боль, моральная, после поражений.

Потом два года унижений в армии, тяжелый и часто бессмысленный труд, власть над ним людей не всегда хороших, власть, узаконенная уставом. Одна отрада — друзья, небольшая кучка истинных и верных. Любовь, короткий светлый период. И десять лет в зоне, отрыв от всего самого естественного для него — свободы и женщин. Потом возвращение, короткая, как вздох, любовь к Ольге и вечная боль потери. Только появление сына, о котором он эти десять лет не знал, возродило его душу к жизни. И вот теперь все по новой — смерть

Ваньки Кротова и впереди снова кровь. Он не боялся погибнуть, но опять вести за собой других? Имеет ли он на это право?

И припомнился ему тюремный лазарет, где он зализывал раны после очередной разборки. Был там один мужичок, неприятный, слащавый какой-то, вещающий речи свои чеканным слогом, с хорошо поставленной дикцией. В какую ересь тот пытался заманить его, Стриж уже и не помнил: не то йеговист, не то баптист. Но разговаривать с ним было забавно. И однажды Стриж вроде бы исповедался ему. Не исповедался, просто пересказал свою жизнь, а потом спросил:

— Ну, а теперь объясни — за что мне это все?

— А это крест твой. У каждого свой крест, большой или маленький. Только все несут за себя, а ты еще и чужое прихватываешь.

— Почему?

— А ты всегда правды ищешь, справедливости. Христос сказал: блаженны алчущие и жаждущие правды, блаженны гонимые за правду.

— Как это — блаженны? Безумны, что ли?

— Нет, Богу угодны.

Тогда он рассмеялся, не убедил его проповедник. А вот про крест слова запали в душу. Лишний раз подтвердилось сейчас: самый страшный крест — вести за собой на смерть дорогих тебе людей.