Полет ворона
Шрифт:
— Ничего я не знаю! С самого утра укатил на моей машине, сказал, что будет завтра, ничего не объяснил, я места себе не нахожу... Только я не верю, что он будет завтра! Мы поссорились вчера, он нахамил мне, ударил, я видеть его не желаю!
— И вы не догадываетесь, куда он мог поехать?
— Догадываюсь, только вам не скажу! Впрочем, нет, скажу — поехал трахаться с какой-нибудь бабой сисястой!
Таня поняла, что Огнев изрядно пьян.
— И вы не знаете, как бы мне эту самую бабу найти?
— Вы что, издеваетесь?! — взвизгнул
— Вот так, — вздохнув, сказала Таня. — Первый номер пустой. Будем искать Николая Квасова без телефона или Татьяну Ларину без адреса.
— Погоди-ка, — встрепенулся Шеров. — Ты сказала, Николай Квасов? Фигуры типа Огнева меня интересуют мало, а вот Николай Квасов — очень знакомое звукосочетание. Конечно, в Москве Квасовых вагон с прицепом, но посмотрим, вдруг тот?
Шеров пошел в кабинет и поманил за собой Таню. Кабинет напоминал музейный зал — размерами, антикварной мебелью из карельской березы, расписным плафоном и вообще всем, включая монументальный чернильный прибор из четырнадцати предметов. Особенно удивил Таню огромный серый телевизор, к нижней панели которого была зачем-то нриделана клавиатура от пишущей машинки.
— Это что? — спросила она Шерова.
— Персональный компьютер, — с гордостью ответил он. Тане это ничего не сказало, и Шеров пояснил: — Гениальное устройство для хранения и обработки информации. Дорогой черт, но в деловых руках окупается мгновенно. Как-нибудь покажу, на что он способен. Ты ахнешь.
Он подошел к большому и красивому, как все здесь, картотечному шкафу, немного подумал и выдвинул один из ящиков.
— Компьютер компьютером, а по старинке ловчее, — сказал он, просовывая вдоль вынутых из ящика карточек вязальную спицу. — Алфавитно-систематический принцип. Помнишь?
Таня кивнула. Шеров аккуратной стопкой выложил оставшиеся на спице карточки, отсчитал с краю несколько дырочек, вновь просунул спицу и резко поднял ее. На ней осталось висеть три карточки.
— Вот, пожалуйста, известные мне Квасовы Николаи, проживающие в Москве. Выбирай.
Квасов, Николай Константинович, 1920 г.р., генерал — полковник, начальник Академии тыла и транспорта.
Квасов, Николай Андреевич, 1954 г.р., референт, Комитет Народного Контроля.
Квасов, Николай Мефодиевич, 1938 г.р., директор, центр техобслуживания ВАЗ.
— Не похоже, — сказала Таня, еще раз просмотрела карточки и все же отложила вторую. — Вот эту, пожалуй, посмотрим. Вот это что значит?
— Выпускник МГИМО 1976 года, — пояснил Шеров.
— Никиткин институт, Никиткин год. Тепло, тепло, — сказала Таня. — А вот тут что за закорючка?
— Склонен к нестандартным сексуальным проявлениям, — бесстрастно произнес Шеров.
—В яблочко! — воскликнула Таня. — Звоним.
— Знаю я этого Кольку Квасова, — сказал Шеров. — На побегушках у моего доброго приятеля Шитова. Шустрый парнишка.
— Рабочий или домашний? — спросила Таня.
— Рабочий, конечно.
Таня поспешно набрала указанный номер.
— Комитет Народного Контроля, приемная председателя, — ответил приятный молодой баритон.
— Будьте добры Николая Андреевича Квасова. — Я у телефона. Чем могу быть полезен?
— Здравствуйте, Николай Андреевич. Я Татьяна, сестра Никиты Захаржевского. Видите ли, мне сказали, что он в Москве, а он мне срочно нужен...
— Ах, вы та самая Танечка? Мне Никита много о вас рассказывал. Да, он здесь, утром заглянул ко мне, попросил взять кое-что... ну, в нашем буфете, вы понимаете. Обещал заехать в шесть часов. На всякий случай оставил номер, по которому его можно застать до шести. Вам дать?
— Да, будьте любезны.
— Записывайте...
Квасов продиктовал номер телефона и очень мило попрощался с Таней, взяв с нее слово непременно позвонить ему в конце недели. Судя по всему, отмеченная склонность Квасова к нестандартным сексуальным проявлениям не исключала, как и у родимого брательника, проявлений стандартных.
Не тратя времени даром, Таня тут же набрала записанный номер. Трубку снял Никита...
— Еще! — хрипло простонала Таня, откинув на подушку голову с мокрыми волосами. — Еще!
— А ты ненасытная, — лениво заметил Никита и стряхнул пепел прямо на ковер у изголовья. — Что ли, так изголодалась при Ваньке, что никак не уймешься?
— Еще, — повторила Таня, словно других слов в русском языке не было.
Никита задумчиво оглядел себя, ее, одеяло, свалившееся на пол, далекий стол, на полированной поверхности которого одиноко стояла бутылка теплой минералки.
— Ладно, — наконец проговорил он, — попробую. Только ты спляши.
Это предложение вывело Таню из забытья.
— Офонарел, да? — со смехом спросила она и, приподнявшись, дернула его за причинное место.
— Кончай, — сказал Никита.
— И хотела бы, да без тебя никак.
— Я не в том смысле. Кончай тягать меня за хобот. Он этого не любит. Еще обидится и объявит лежачую забастовку.
— Не надо!
— Тогда пляши!
— Все тебе припомню, Захаржевский! Таня перевалилась через него, на четвереньках приземлилась на ковер, встала.
— Что ж ты, танцуй! — потягиваясь, сказал Никита.
— А ты спой тогда! — огрызнулась Таня и показала ему язык.
— Ля-а-а-а-а! — гнусаво взвыл Никита.
— Тиш-ше! — зашипела на него Таня. — Ну точно офонарел!
— Распевка, — сказал Никита, пожимая плечами. — Без нее никак. Ну, поехали, да? Три-шестнадцать... Эх, раз, еще раз... Ты что, заснула? Больше жизни, товарищ Ларина! Интересно, ты и на съемках такая же амеба?
— На съемках так не упахивают, — ответила ему Таня.
— Ах, мы жаловаться? А ведь кто-то только что просил еще...