Полет Ящера
Шрифт:
Уже на въезде какой-то коршун на «Линкольне» умудрился меня подрезать, но я и не думал притормаживать – треснул его бампером, а когда он попытался остановиться, добавил в борт так, что его длиннотелая черная калоша юзом пропахала с добрый десяток метров.
– Вот, паразиты! – Ганс выскочил из машины.
Фима испуганно ойкнула, а я, закурив, принялся наблюдать, как из «Линкольна» вылазит какой-то прыщ в двубортном бизнес-мундире. Еще пара шкафчиков полезла следом, но рядом уже стоял Ганс с «морячками». Их «Тойота» подоспела к месту событий, притормозив таким образом, что нос черной
– Что, без претензий? – не поверив, уточнил Ганс.
– Пусть валят, – я кивнул.
Один из героев в «Списках Шинглера», помнится, говорил, что более величественно – прощать, нежели наказывать. Дескать, наказать и плебей сумеет, а ты попробуй прости! Вроде чепуха, а ведь задело это меня тогда прямо до не могу. Словно не к концлагерному чугунку была обращена фраза, а ко мне. В общем Ганс, кривясь и кхакая, поплелся обратно к джипу, его «морячки», разочарованно поплевывая себе под ноги, двинулись к «Тойоте». Снова взревели моторы, мы кое-как разъехались. На прощание я все-таки шоркнул по «Линкольну» боковой скулой бампера. Решеточка у моего бронехода навроде кастета, и борозда получилась что надо!
– Кто такие? – поинтересовался я у начальника охраны.
– Рыбари, – доложил Ганс. – Из «Севдальрыбы». Директор и цуцики. Я им сказал, будут по гроб расплачиваться кетой. Между прочим, почти согласились. Если б не вы…
– Не жадничай, Гансик! – я зевнул. – Кета до наших краев свежей не доплывает. Потравили бы всю контору.
– Я бы им потравил!.. – Ганс еще что-то там ворчал, но мне было уже не до него. Я сладко зевал. То есть кета, конечно, рыбка неплохая, особенно свежего копчения, только крысятничать – скверная штука. Стоит только привыкнуть, век потом не отучишься.
– Ой, кинотеатр! – Фима крутанулась на сидении с такой резвостью, что на миг мне показалось, ее прелестная головка отвинтится вовсе, скатившись к моим ногам. Но все обошлось. Мы как раз проезжали мимо зачуханного строения, с цветастой афишей, и, впившись в нее глазами, Фима умоляюще затеребила мой локоть.
– Давай остановимся! Ну пожалуйста!
– Чего ради? – я послушно притормозил.
– Я ведь раньше здесь жила. Вон за теми двумя домами. А в этот кинотеатр ходила смотреть фильмы. Еще совсем маленькой девочкой.
Юная Фима была девочкой! Смехота! А кем, интересно, она была сейчас? Я фыркнул. Можно ли Ганса представить школяром в наглаженной рубашке, в галстучке и с портфелем? Можно, конечно. Если предварительно крепко напиться. Тем не менее машину я остановил, снисходительным взглядом прошелся по непритязательному фасаду здания. Кино-театр скорее походил на кино-забегаловку, но назывался, разумеется, «Родиной», что должно было по идее
– Хочешь зайти?
– А можно? – глаза Фимы загорелись. Вероятно, ворохнулось под грудью октябрятское прошлое, запалило ностальгическую свечечку. Эта самая свечка, должно быть, и зажглась в ее карих глазках. Я улыбнулся. Ощущение было таким, словно заглядываешь в дверную щелку дядиной спальни.
– Конечно, можно. Сегодня, я царь и бог, исполняю любые желания.
Припарковав машину к наполовину раскуроченной чугунной оградке (явно трудились молодцы перед очередным организационным слетом), отворил дверцу.
– Ну что, зайдем? Рискнем, как говорится, здоровьем.
– Почему – здоровьем? – удивилась она.
– Примерно в таком же кинотеатрике, – объяснил я, – в дни моей светлой юности мне вышибли первый зуб.
Она засмеялась и тут же, спохватившись, зажала себе рот.
– Можно, – разрешил я. – Можно смеяться, можно даже заказывать мороженое в вафельных плевательницах. Уж нырять в детство, так плашмя и пузом! Как мартовский кот в водосточную трубу.
Озабоченно почесывая макушку, Ганс обогнал нас и скрылся в вестибюле. За ним протопала парочка «моряков».
– Они тебе не помешают? – я кивнул в сторону охраны.
Фима пожала плечиками.
– Сама не знаю. Странное состояние! Что-то помню, а что-то нет. И непонятно, что мне здесь нужно?
– Но что-то, видимо, нужно?
– Представь себе – да! Иду, будто кто-то тянет. В этот самый кинотеатр и именно на этот сеанс.
– Вот Гансик и поглядит, кто это тебя туда завлекает. – Я взглянул на афишу, нараспев прочитал: – Ковбои нашего времени… Забавно. И действительно что-то напоминает.
– Тебе тоже? То есть… Я хотела сказать «вам».
– Что хотела, то и сказала. Не надо лгать, Фимочка. Пусть будет «тебе», я не против.
Мы зашли в фойе, контролерша у входа старательно отвернулась, будто и не видела нас. Разумеется, Гансик успел наплести ей пугающих небылиц. Он это умеет. Я щелкнул пальцами и вынырнувшему кудеснику сурово выговорил:
– Без фокусов, Ганс. Два билета, как положено.
Ганс ломанулся к кассе, но я уже передумал. Протянул ему пару зеленых купюр.
– Заплати за весь зал. Всех лишних выпроводи. Только интеллигентно! Никого не обижать. Деньги за билеты вернуть.
– Понял, босс! – Ганс плотоядно уставился на ободранную, толпящуюся у батареи центрального отопления компанию. Кроме этой команды в фойе прогуливалось еще три-четыре парочки, а больше зрителей не наблюдалось. Я покрутил головой. Не слишком кучеряво живут нынешние кинотеатры! С такой-то публики!
Предложив Фимочке согнутую руку, я галантно шагнул вперед. Она цопнула ее с какой-то пугливой поспешностью. По сию пору боялась чего-то дурочка. Некоторые штришки в ее поведении меня явно настораживали, но задумываться над этим было лень. Один из «морячков» торжественно распахнул перед нами двери, раздвинул бархатные шторы, и мы степенно вступили в пустой зал.