Полицейские и воры. Авторский сборник

Уэстлейк Дональд Эдвин

– Ничего у вас не получится с вашими абсурдными обвинениями, – закричал он дрожащим голосом, – у вас нет доказательств!

– У меня есть все доказательства. Насчет того, кто вы на самом деле, вообще нет проблем. Стоит только привезти вас в Этроникс–Сити. Вас там опознает куча людей. А что касается убийства Эба Карпина, думаю, его тело явится достаточной уликой, как вы полагаете?

Маккэн видел, как я глядел на два скафандра, лежавшие рядышком на полу. А ведь у этой парочки совсем не было ничего лишнего. Два скафандра. Погибший же якобы был в скафандре, когда улетел в космос. Правильно, он был в скафандре –

только никуда не улетал. Космический скафандр – отличное место для хранения тела, здесь оно может оставаться сколь угодно долго. Через серебряное окошко ничего не видно, а скафандр герметичен. Внутри тело будет рассыпаться в прах, а снаружи никто ничего не заметит.

На самом деле я догадался правильно. Маккэн намеревался избавиться от тела Карпина, прикрепив его к ракете и направив ее на Солнце. Но он не мог полететь покупать ракету. Не мог отправиться за ней в Этроникс, где ему дали бы ее в кредит, и не мог обзавестись ею в Хемизанте до того, как пройдут торги и он выручит деньги. До этого времени тело Карпина было надежно запрятано в скафандр.

И все бы ему сошло с рук, не окажись он столь жадным. Он убил компаньона и скрыл это; полиция в Поясе на вес золота. Он сумел обвести вокруг пальца кредиторов и скрыться; никому и в голову не пришло бы устраивать опознание. Но он допустил ошибку, когда попытался забрать свои деньги из Танжерской страховой компании.

Я рассматривал два скафандра и одновременно держал в поле зрения напряженно замершего в ожидании Джеффа Маккэна. В котором из них тело Эба Карпина?

Конечно, в том, со свежей заплатой на груди. Как я и догадался, Маккэн пристрелил его, вот почему ему пришлось его прятать.

Я пнул скафандр ногой.

– Он ведь тут, верно?

– Вы спятили.

– А что, если открыть и проверить? Почти месяц прошел, знаете ли. Могу себе представить, как он дозрел.

Я потянулся к креплению шлема, и тут наконец Маккэн не выдержал. Взмахнув руками, он завопил:

– Не надо! Он там, там! Ради Бога, не открывайте! Я почувствовал облегчение. Работа закончена.

– Надевайте свой, – скомандовал я, – отправляемся в путешествие – все трое.

***

Как обычно, Хендерсон был дружелюбен, но строг.

– Отлично поработал там, Гед, – заявил он с деланной фамильярностью. – Просто блестяще.

– Весьма признателен, – ответил я. Последнюю порцию новостей я решил немного попридержать.

– Но ты сдал Маккэна полиции больше недели назад и непонятно почему задержался в Этроникс–Сити чуть ли не на десять дней.

Я откинулся в кресле, небрежно скрестив ноги.

– Просто я решил устроить себе маленький отпуск, – произнес я беззаботно и закурил, стряхивая пепел в пепельницу Хендерсона.

– Отпуск? – переспросил он, и глаза его округлились. Хендерсон был всей душой предан компании и отпуск воспринимал как разлуку с любимой.

– По–моему, отпуск тебе полагается месяцев через шесть, – произнес он ледяным тоном.

– Это вы так думаете, Генри, – заметил я.

Он только выпучил глаза. Я продолжил с наслаждением:

– Мне не нравится эта компания. И не нравится эта работа. И вы мне не нравитесь. И с сегодняшнего дня отпуск у меня будет постоянно.

– Гед, что с тобой? – вопросил он слабым голосом. – Ты себя нормально чувствуешь?

–

Нормально. Я бы даже сказал – прекрасно. Я вам объясню, почему я провел в Этрониксе еще десять дней. Маккэн открыл и зарегистрировал большое месторождение, так?

Хендерсон озадаченно кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

– Не так, – сказал я весело, – Маккэн прилетел в Хемизант–Сити и заполнил все необходимые регистрационные формы. Но везде расписывался как Эб Карпин. Так что Джефф Маккэн никогда не регистрировал свою заявку.

У Хендерсона глаза стали еще больше.

– Так вот, – продолжил я, – как только я сдал Маккэна в руки правосудия в Этрониксе, я тут же пошел и зарегистрировал ту заявку сам. А потом десять дней ждал, пока компания проведет всю подготовительную работу, чтобы купить у меня этот участок. И наконец приехал прямиком сюда попрощаться с вами. Разве не здорово?

Он был недвижим.

– Прощайте, – произнес я.

Не трясите фамильное древо

В жизни я так не удивлялась, а ведь уже отметила свое семидесятитрехлетие и одиннадцать раз бабушка и дважды прабабушка. Но в жизни не встречала ничего подобного, и это истинная правда.

Все началось с моего интереса к генеалогии, который во мне пробудила Эрнестина Симпсон, вдова, встреченная мною в Бэй–Арбор, во Флориде, куда я ездила позапрошлым летом. Флорида мне, разумеется, не понравилась – слишком все дорого, и, я бы сказала, слишком все ярко, и неимоверное множество комаров и прочих насекомых – но нельзя все же сказать, что поездка ничего мне не дала, поскольку я увлеклась генеалогическими изысканиями, а это замечательное хобби и очень ценное, с какой стороны ни подойти.

Собственно, генеалогические исследования хороши еще и тем, что дают возможность знакомиться с весьма приятными людьми, хотя общение с некоторыми ограничивалось перепиской; и, главное, благодаря этому увлечению я встретила мистера Джеральда Фолкса, во–первых.

Но я забегаю вперед и вынуждена буду вернуться к началу, хотя хотелось бы мне знать, где на самом деле это началось. С одной стороны, знакомство с генеалогией началось с уже покинувшей нас Эрнестины Симпсон, но, с другой стороны, реальное начало всем этим событиям было положено почти двести лет назад – а рассказ мой начинается с того, что я наткнулась на имя Эуфимии Барбер.

Так вот. На самом–то деле следует начать с объяснения, что собой представляет фамильное древо. Это исследование происхождения семьи. Вы просматриваете метрики, записи о женитьбах, рождении и смерти, старинные семейные Библии, беседуете с членами семьи и постепенно выстраиваете фамильное древо, отображающее, кто от кого и когда родился, кто когда женился и когда умер и так далее. Это очень увлекательное занятие, и существуют целые общества любителей генеалогии, и когда у кого–то получается готовое семейное древо – на протяжении, скажем, семи, или девяти, или скольких угодно поколений, тогда можно все это записать, сложить в папку и сдать в местную библиотеку – и это навсегда становится «документом» о нашей семье, что, по–моему, весьма ценно и важно, даже если мой младший сын Том смеется и называет все это глупостями. Нет, это не глупости. В конце концов, я таким образом разоблачила убийство, правда?