Полигон призрак

Макаров Сергей Федорович

Тело убитого Самойлова положили на плащ-палатку и понесли вдоль озера в сторону полигона.

Тем временем Анютин залез на сосну, росшую неподалеку от озера, и достал бинокль. Место для наблюдения было выбрано отличное, озеро открывалось как на ладони. Вскоре он заметил большую резиновую лодку и шестеро фрицев, по три с каждой стороны, усердно работавших короткими деревянными веслами. «Вот они — плывут, сволочи», — отметил про себя лейтенант.

Внезапно с правой стороны, там, где по болоту шла тропинка, послышалась ожесточенная стрельба. «Началось. Это наши

«утюжат» фрицев», — осторожно спускаясь с дерева, подумал Анютин. Немцы на лодке тоже услышали стрельбу и еще усерднее заработали веслами.

Анютин спрятался за выступ на берегу, наблюдая за приближавшейся немецкой лодкой. Когда выстрелы затихли, он связался по рации с Егоровым и узнал о гибели Самойлова. И согласовал с ним сложившийся в уме план.

Анютин внимательно следил за приближающейся лодкой, набитой немецкими диверсантами. До берега оставалось не более сотни метров, когда Анютин, пододвинув пулемет, направил его дуло в сторону фашистов. «Сейчас вы, гады, ответите за гибель Самойлова. Будет вам и полигон, и кукиш с маслом», — положив указательный палец на спусковой курок и прицеливаясь, подумал лейтенант.

Едва лодка причалила к берегу и несколько фрицев выпрыгнуло из нее, как Анютин открыл огонь. Трое фашистов были убиты сразу. Лодка оказалась пробитой в нескольких местах, так что уцелевшие в первые секунды обстрела немцы не могли отплыть обратно. Они выползли на берег, рассредоточились и пустили автоматы в ход. Но огневая точка лейтенанта находилась выше. Его скрывали выступ и деревья, в то время как немцы находились на открытом пространстве, и до леса было не менее ста пятидесяти метров. Проскочить их под огнем опытного пулеметчика было попросту невозможно. Фашисты лишь отстреливались, соображая по ходу боя, что можно предпринять. Они пытались, прикрывая друг друга, продвигаться вперед, но град пуль заставлял их тут же падать и прижиматься к земле. Перестрелка то затихала, то возобновлялась снова. Так длилось до рассвета. Немцам за ночь удалось продвинуться лишь на несколько десятков метров, настолько умело вел бой Анютин. Однако патронный его запас подходил к концу. И вдруг с левого фланга по диверсантам ударили два пулемета, уничтожив одного из фашистов.

«Вовремя подоспели, ребята», — стреляя по немцам, едва не крикнул Анютин. Вскоре перекрестным огнем смершевцы накрыли еще одного фрица. У Анютина закончились патроны к пулемету. Он достал пистолет. Третий фашист, выкрикивая по-немецки «Не стреляйте!», отбросил пулемет и стал подниматься, вскинув руки вверх, но Егоров скосил его очередью. Немец на секунду замер, словно не понимая, что произошло, а затем повалился наземь.

Вторая группа фашистов была уничтожена. Анютин поднялся и вышел из-за укрытия, махая рукой соратникам. Он спустился по склону и, подойдя к Андронову и Егорову, спросил:

— Где Андрей?

— За тем кустарником на плащ-палатке, — дрогнувшим голосом сказал Егоров.

Анютин прошел дальше, Андронов и Егоров последовали за ним. Увидев окровавленное тело товарища, Анютин, едва сдерживаясь, смахнул ладонью слезы. Он опустился перед убитым на правое

колено и склонил голову.

— Майор еще не знает, — тяжело вздохнул Андронов. — Они же были друзьями, еще до войны, мне Самойлов рассказывал об этом незадолго до гибели.

Егоров рассказал Анютину, как погиб Самойлов, а в завершение добавил:

— Благодаря ему мы сейчас здесь стоим.

— Геройская смерть, — произнес Андронов.

Они сели возле убитого Самойлова и молча закурили.

Абазов бежал без остановки и с рассветом добрался до полигона. Мысль о товарищах придавала ему сил. Он доложил начальнику полигона полковнику Веригину о большой группе немецких диверсантов и о приказах, отданных майором Когтем.

Веригин связался с кем-то по телефону и назвал фамилии солдат, которые немедленно должны явиться к штабу. По рации, которую принес один из офицеров штаба, Абазов связался с Анютиным.

— Убит лейтенант Самойлов, — сообщил Абазов начальнику полигона.

Немного отдохнув, он помимо восьмерки фронтовиков взял с собой четырех бойцов, чтобы те принесли на полигон тело Самойлова, и отправился навстречу своим товарищам.

Коготь пробирался лесом, держась на удалении от группы Майне. К вечеру немцы дошли до болота, но идти ночью по трясине не решились. Они разбили лагерь, выставили двух часовых и легли отдыхать. Коготь посмотрел в бинокль: чуть дальше немецкого лагеря в вечернем сумраке виднелось огромное болото, покрытое редким кустарником.

Майор отполз за дерево. «Перейти болото — дело тяжелое, — вспомнил он слова своего деда. — Для этого нужны знания и умения, иначе несдобровать. Болото не прощает халатного, легкомысленного отношения, потому что каждый шаг может стать последним».

Коготь встал, отошел подальше и вырезал себе из крепкого сука поваленного ветром дерева надежный шест. «Без шеста на болото не суйся. Он — и опора, и спасение, единственный верный друг, если ты идешь один по болоту», — словно услышал Коготь давние слова деда Петра.

Нужно было сделать еще болотоступы из подручного материала. Майор вырезал березовый прут около метра длиной и связал его концы, сделав каркас в форме заостренного эллипса. Использовав более тонкие прутья, Коготь оплел ими каркас и закрепил оплетку петлями из стеблей травы. По такой же нехитрой технологии он изготовил и другой болотоступ. Взглянув на свои изделия, Коготь остался доволен проделанной работой. «Завтра утром, перед тем как ступить на болото, нужно будет надежно прикрепить болотоступы к сапогам, чтобы они не ерзали», — заключил майор.

Взяв шест и болотоступы, он прошел чуть вперед, настелил несколько еловых веток на траву, лег и уснул.

На рассвете фашисты засобирались в путь. Карл Майне вполголоса давал последние указания. Разобрав заготовленные накануне шесты, немцы по одному, держа дистанцию в четыре-пять метров, пошли по болоту. Первым двигался Майне. Его худощавая фигура контрастировала с силуэтами высоких и мощных подчиненных. «Что ж, подожду, пусть углубятся на километр, а то и больше, а затем двинусь в путь», — решил Коготь.