Полигон
Шрифт:
– Надеюсь, вы провели дактилоскопическую экспертизу оружия?
– Ну конечно, как же иначе. На икстере найдены отпечатки пальцев Гронски. В обойме не хватает одного заряда.
– А обойму проверили насчет отпечатков?
– сразу насторожился Кин.
– Это еще зачем?
– с удивлением уставился на него Тарпиц.
– Проверить не мешает. Займитесь этим тоже, не откладывая.
– Будет сделано.
– Следователь открыл компьютерный календарь-ежедневник и быстро внес в него короткие пометки.
– Ну что ж, а теперь давайте обсудим возможные версии, -
– Да, естественно.
– Рад слышать, что хотя бы это естественно, - ядовито молвил Кин. Давайте начнем с разговора между Рончем и Гронски. Итак, за несколько часов до смерти Гронски намеревался расторгнуть контракт и отправиться на курорты Лебакса. По меньшей мере странные планы для унтера, у которого на личном счету всего лишь полторы тысячи кредонов. Одна только неустойка по его контракту составила бы шесть тысяч, не говоря уже о том, во сколько обойдется увеселительная прогулка. Что вы на это скажете?
– Я весь внимание, инспектор.
– Почему-то Tapпиц слегка приободрился, и да его лице заиграла учтивая полуулыбка.
– Теперь перейдем к финалу. Итак, около часу ночи Гронски поужинал сухим пайком, прибрал на столе, надел пижаму и улегся в постель, при этом почему-то забыв запереть дверь. А потом встал и разнес себе череп из икстера. Не совсем естественная картина, вы не находите?
– А почему бы и нет?
– Тарпиц небрежно покрутил в воздухе пятерней. Знаете, так нередко бывает у самоубийц. Бессонница, депрессия, дурные мысли...
– Судя по его медицинской карточке, у Гронски не было никаких проблем с психическим состоянием, - возразил Кин.
– Ну, знаете, наш брат избегает жаловаться врачам на дурное настроение. Согласитесь, это не по-солдатски.
– Допустим. Но примите во внимание его разговор с Рончем. Это уж никак не вяжется с версией самоубийства.
– С вашего позволения, инспектор, я готов объяснить и это.
– Будьте так добры.
Уже восстановив душевное равновесие, Тарпиц хитровато сощурился. Пришла его очередь побить выложенные Кином карты своими козырями:
– Все перечисленные вами факты указывают на то, что Гронски покончил с собой, впав в умственное помешательство. Я уже проконсультировался с доктором Буанье, она считает, что картина совершенно типична для... минуточку...
– Он открыл на компьютере документ и пробежал его глазами.
– Вот, для эндогенного циркулярного психоза. Сначала несчастный строил радужные грандиозные планы, потом, перейдя от маниакального состояния к депрессии, осознал их полнейшую несбыточность. Этот жестокий переход от мечты к реальности предрешил его следующий шаг. Измученный бессонницей, вконец отчаявшийся Гронски встает с постели и берет в руки икстер. Импульсивное решение не оставило ему времени на то, чтобы оставить предсмертную записку. Как видите, здесь нет ни малейших противоречий.
– Вы случайно романы на досуге не сочиняете?
– грубо осведомился Кин, обеспокоенный ловкостью, с которой Тарпиц увязал свою рассыпающуюся версию воедино.
– Рад бы, но досуга практически нет.
– Следователь
– Пожалуй, ваша версия элегантна, к тому же удобна для вас, но не более. Ничем конкретным она не подкрепляется. Между прочим, я сам в тот день видел Гронски в блокгаузе. И он нисколько не походил на маньяка, уверяю вас.
– Тем не менее он делился с Рончем своими планами на будущее, и они, как вы сами указали, носили совершенно бредовый характер, - не сдавался Тарпиц. Кроме того, я располагаю показаниями унтера Дживло, который сменил Гронски на посту. Он засвидетельствовал, что в тот вечер Гронски выглядел несколько подавленным и озабоченным. Видимо, уже перешел в состояние эндогенной депрессии. Таким образом, позвольте заметить, версия целиком базируется на показаниях очевидцев.
Кин скептически покривился, он отлично знал, каким образом следователь получил от Дживло нужные показания. Старая недобросовестная уловка: при дознании задавать свидетелю наводящие вопросы, из которых сами собой выстраиваются желательные ответы. Но не стоило спорить по мелочам, настал момент выложить на стол главный козырь.
– Видите ли, я пришел к вам для того, чтобы дать свидетельские показания по этому делу. Извольте включить микрофон.
– Да-да, конечно, - засуетился Тарпиц, придвигая микрофон и переключая компьютер на режим записи с голоса.
– Пожалуйста.
Про себя Кин отметил, что ситуация, в которой свидетель уверенно руководит следователем, не лишена пикантности.
– Я, Элий Кин, год рождения четыреста восемьдесят пятый, даю показания по делу унтера Гронски, обещаю говорить правду и только правду, - размеренно заговорил он.
– Вчера, в одиннадцать часов семь минут вечера по местному времени, я видел из своего окна, как унтер Гронски вышел из блокгауза и направился по дорожке в дом для гражданского персонала.
Он сделал паузу, предоставляя Тарпицу возможность задавать вопросы.
– Вы узнали его?
– спросил тот.
– Нет, разумеется, поскольку он был в бронекостюме и защитном шлеме с опущенным забралом. Однако, судя по времени, это был не кто иной, как Гронски.
– Почему вы запомнили время, да еще с точностью до минуты?
– По чистой случайности я как раз взглянул на часы.
– Он вошел в дом?
– Да, я слышал, как хлопнула входная дверь. Могу предположить, что он вошел в одну из квартир на первом этаже, поскольку в моем коридоре было тихо.
– А когда он покинул дом?
– Понятия не имею, я лег спать.
Следователь поерзал на стуле.
– Это все, что вы можете сообщить?
– Пожалуй, могу добавить, что его походка выглядела достаточно энергичной и целеустремленной. Больше ничего.
– Ну что ж, благодарю вас за помощь следствию.
– В завершение процедуры Тарпиц прошелся пальцами по компьютерной панели и выжидающе уставился на принтер.
Спустя несколько секунд звуковой файл преобразился в текстовый, и на стол перед следователем лег аккуратно отпечатанный листок протокола. Кин взял ручку из подставки, пробежал текст глазами и аккуратно поставил свою подпись внизу листа.