Полигон
Шрифт:
– Давай пройдем немного подальше, - предложила Нина.
– Там, я слышала, еще ягоды есть.
Они вернулись к забору и пошли вдоль него. Метров через пятьдесят яблони закончились и пошли кусты.
– Смотри!
– воскликнула Нина.
– Черная смородина. Моя любимая ягода!
Перед ними до самого горизонта простиралось поле, засаженное смородиновыми кустами.
– Давай зайдем подальше, - предложила Нина, - а то с краю первопроходцы уже все обобрали.
Они углубились в посадки метров на десять. Здесь смородины было больше, и она была крупнее.
– Так, переходим к десерту, - сказала
Вдали залаяла собака. Увлеченные сбором ягод наши любители десерта не сразу обратили на это внимание. Тем временем лай становился все громче. Виктор поднял голову и увидел, как из-за бугра показалась сначала чья-то голова. Постепенно к голове по частям стало прирастать туловище, потом появилась лошадь и сидящий на ней всадник. Лошадь шла неторопливым, размеренным шагом.
– Охранник!
– крикнул Виктор.
– Бежим!
Всадник заметил нарушителей и пустил собаку. Ее лай стал стремительно приближаться и скоро превратился в яростный вопль свирепого хищника, преследующего свою добычу. Виктор и Нина выбежали из посадок и тут увидели, как вдоль забора во весь опор на них несется огромная кавказская овчарка.
Они стали лихорадочно искать хоть какую-нибудь дыру в заборе. Не найдя, побежали к яблоням. Собака была уже в каких-то пятидесяти метрах от них, и с каждым мгновением расстояние между ними неумолимо сокращалось. Наконец они достигли спасительного выхода, того самого, через который проникли в сад. Нина первой юркнула в отверстие. Виктор последовал за ней. Но собака была уже рядом и приготовилась к прыжку. Пытаясь преградить ей путь, Виктор выставил в отверстие ногу. Собака мертвой хваткой вцепилась в его ботинок и с силой потянула на себя, так что он с трудом удержал равновесие. В этот момент он мысленно поблагодарил мать, которая уговорила его надеть тяжелые, но крепкие ботфорты. Будь он в кедах, острые клыки собаки прокусили бы его ногу насквозь.
– Беги!
– крикнул он Нине.
– Я ее задержу.
– Нет! А ты?
– Беги! Я тебя догоню! Беги!
– повышая голос, крикнул Виктор.
Он стоял, балансируя на одной ноге. Ботинок другой собака крепко удерживала в своих стальных челюстях. Такая его поза давала Нине возможность отбежать на безопасное расстояние, однако долго оставаться в таком положении было тяжело. Надо было что-то придумать. Он спустил с куртки один рукав, просунул его в ячейку рядом с лазом и стал шевелить им, дразня собаку. Маневр удался: собака отпустила ботинок и вцепилась в рукав. Рыча и мотая головой, она стала тянуть его на себя. Теперь, пока она была занята рукавом, нужно было срочно найти способ заделать дыру. На его счастье прежние визитеры обошлись малыми усилиями, просто раздвинув прутья забора в стороны. Это значительно упрощало задачу. Он поставил прутья на место - и отверстие оказалось заделанным.
Но собака не считала битву законченной и продолжала крепко удерживать рукав его куртки. Он подобрал с земли ветку, вполторы руки кое-как обчистил ее, просунул сквозь решетку забора и острым концом с силой ткнул собаке в нос. Собака взвизгнула и отпустила рукав. Виктор пустился наутек.
Вся дрожа от страха, Нина стояла на краю леса.
– Бежим!
– крикнул Виктор, и они что есть духу помчались через лес.
Лай стал постепенно
– Все!
– сказал Виктор, останавливаясь и переводя дух.
– Она теперь нас не достанет.
Они стояли у края картофельного поля, пережидая, пока уляжется возбуждение и восстановится дыхание.
– Я думала... она тебя... растерзает, - тяжело дыша, прерываясь на каждом слове, сказала Нина.
– Ничего, обошлось без жертв, - успокоил ее Виктор.
– У меня сердце чуть не выскочило от страха, - продолжая прерывисто дышать, произнесла Нина.
– Послушай, как оно бьется.
Стремительным движением она схватила его ладонь и сунула себе под грудь.
Он почувствовал упругую, трепещущую плоть. Это было не просто прикосновение к молодому женскому телу - это было прикосновение к самой матери-Земле, приобщение к великому таинству, погружение в космос. У него захватило дух, будто его сбросили с огромной высоты. Сердце сжалось, на секунду замерло, а потом застучало с удвоенной силой.
А Нина, хоть и выглядела в то время уже сформировавшейся девушкой - красивой, желанной, - в эту минуту была далека от того, чтобы осознавать себя женщиной. Сейчас это был непосредственный ребенок, чистое, искреннее существо.
Немного смутившись своего порыва, она отняла его руку и сказала:
– Пойдем. Обед уже, наверное, закончился.
После этого случая внешне мало что изменилось в их отношениях. В общении они по-прежнему были дружески корректны. Только корректность эта была несколько подчеркнутой, да при встрече, когда обменивались приветствиями, каждый несколько задерживал свой взгляд.
Казалось бы, произошедшее должно было придать их отношениям новое качество, но как-то все не складывалось, все время что-то мешало переступить заветную черту и шагнуть в это новое качество, туда, где начинается притяжение, которому уже нельзя сопротивляться.
А потом ее отца, дипломатического работника, направили служить в одну из латиноамериканских стран, и она переехала жить к бабушке, в другой район Москвы. После этого он потерял ее из виду. Говорили потом, что она училась на журфаке МГУ, отучившись, вышла замуж и уехала за границу.
И встретились они через много лет. Встретились случайно. Их родная школа отмечала пятидесятилетний юбилей, и он был приглашен почтить это мероприятие своим присутствием как почетный гость от ЦК ВЛКСМ. Там же в качестве представителя от СМИ оказалась и Нина. Она в это время работала на телевидении, и Виктору иногда попадалась ее фамилия в титрах некоторых аналитических программ. Потом он подвез ее до дому.
По дороге оживленно беседовали, вспоминали школьную жизнь. Пока ворошили светлое прошлое, у них обнаружилась схожесть взглядов на многие вопросы: на отношение к событиям и фактам, на семью, на общество и в целом на жизнь. Выяснилось, что они любят одни и те же книги, фильмы и даже пристрастия в еде у них одинаковые. И не было в их разговоре ни тени скованности, принужденности, у обоих было такое ощущение, будто общение их не прерывалось все эти пятнадцать лет, что они не виделись. Договорились созвониться и не прерывать связи. И оба вдруг почувствовали, как решительно, без оглядки переступили ту заветную черту, которую не сложилось переступить пятнадцать лет назад.