Полина; Подвенечное платье
Шрифт:
Отдав распоряжения относительно вещей, Генрих сопроводил дам в гостиницу.
Девушка не раз слышала воспоминания своей матери об их последнем вечере во Франции и, будучи памятливее маркизы, не забыла имя доброй госпожи д’Амброн, с такой самоотверженностью устроившей баронессе побег.
Девушка тотчас же послала за хозяйкой гостиницы, но, когда та пришла, Цецилия поняла, что не об этой госпоже ей рассказывала мать: эта особа была слишком молода. Тогда девушка спросила у нее, не знает ли она госпожу д’Амброн, содержавшую эту гостиницу в 1792 году, и не живет ли она все еще в Булони? Выяснилось,
Цецилия спросила, не может ли она с ней поговорить. Ей ответили, что тотчас же за нею пошлют.
– Что вам угодно? – поинтересовалась вошедшая госпожа д’Амброн.
Цецилия хотела кинуться к ней в объятия, но маркиза знаком остановила ее.
– Любезная госпожа д’Амброн, – важно сказала бабушка Цецилии, – я маркиза де ла Рош-Берто, а это Цецилия де Марсильи, моя внучка. Вы не помните нас? Мы у вас останавливались.
– Может быть, вы удостоили меня этой чести, но мне стыдно признаться, что я не помню когда.
– Вы сейчас вспомните, – сказала Цецилия, – я в этом уверена. Помните ли вы двух бедных беглянок, которые прибыли к вам в маленькой телеге одним сентябрьским вечером 1792 года? Они были переодеты в крестьянские платья и приехали с фермером, которого звали Пьером.
– О, разумеется! – воскликнула госпожа д’Амброн. – Я очень хорошо это помню. Одна из них, которая была помоложе, еще держала на руках маленькую девочку лет трех или четырех, настоящего ангела.
– Постойте, постойте, – прервала ее Цецилия, улыбаясь, – если вы и дальше будете рассказывать, я не решусь вам признаться, что эта девочка…
– Что же вы медлите? Продолжайте, – попросила госпожа д’Амброн.
– Это я!
– Так это ты, моя миленькая? – вскрикнула добрая женщина.
– Однако ж!.. – прошептала маркиза, обижаясь на эту фамильярность.
– О! Извините меня, – спохватилась госпожа д’Амброн, не заметив, однако, восклицания маркизы, – извините меня, барышня, но ведь я помню вас такой маленькой.
Цецилия протянула ей руку.
– Но вас же было трое, – произнесла госпожа д’Амброн, отыскивая глазами баронессу.
– Увы! – прошептала Цецилия.
– Да, да, – продолжала госпожа д’Амброн, понимая, что произошло с баронессой, – эмиграция дело тяжелое. Я не многих теперь вижу из тех, кого проводила. Но надо во всем уповать на Бога, моя дорогая барышня! Он знает, что делает.
– Послушай, моя милая, – обратилась маркиза к госпоже д’ Амброн, – прекратим этот разговор. Я слишком слаба нервами, а эти воспоминания меня совершенно расстраивают.
– Ах, извините меня, маркиза, – ответила добрая женщина, – но я только хотела сказать, что прекрасно помню ваш приезд в мою гостиницу. А теперь не угодно ли вам будет сказать, зачем вы за мной посылали?
– Не я за вами посылала, госпожа д’Амброн, а моя внучка, так что спросите об этом ее.
– Я просила вас позвать, моя добрая госпожа д’Амброн, чтобы принести вам сердечную благодарность. За
– Отчего же нет, – ответила госпожа ла Рош-Берто, – если только госпожа д’Амброн даст тебе в спутницы умную и порядочную женщину. Я бы предложила тебе Аспазию, но ты же знаешь – утром я без нее не могу.
– Я сама пойду, маркиза, я пойду сама! – воскликнула госпожа д’Амброн. – Я почту за счастье сопровождать барышню, ведь я была там. Если угодно, я расскажу Цецилии, как все происходило.
– Не позволите ли, маркиза, – спросил Генрих, присутствовавший при этой сцене, – и мне сопровождать Цецилию?
– Я не нахожу причины вам отказать, молодой человек, – ответила госпожа ла Рош-Берто. – Если вы любите такие истории, то ступайте, дети мои, ступайте!
Потом, словно для успокоения совести, маркиза сделала знак госпоже д’Амброн, который, вероятно, нужно было понимать так: «Я вам ее поручаю».
Бывшая хозяйка гостиницы утвердительно кивнула. Условившись о завтрашней прогулке, все разошлись по своим комнатам.
Генрих и Цецилия заснули крепким сном. Они расстались в одиннадцать часов вечера, а назавтра в восемь часов утра опять должны были встретиться. Им, встречавшимся в Англии раз в неделю, да и то при свидетелях, это казалось большой переменой: они смогут идти под руку, а в сложных и опасных местах Генрих подаст Цецилии руку и поддержит ее. Одним словом, эта прогулка представлялась и молодому человеку, и девушке особенным событием.
В шесть часов утра Генрих уже был готов к прогулке, но пришлось ждать. Время тянулось так медленно, что юноша мысленно обвинял в неточности все французские часы, которые, по его мнению, ужасно отставали от английских. И даже свои собственные часы он признал неточными, полагая, что они испортились во время переезда.
Цецилия тоже встала рано, но она не смела узнать, который час. Солнечный свет уже проникал в комнату, но девушке казалось, что еще слишком рано. Два или три раза она подходила к окну и вдруг через шторы увидела Генриха, полностью готового отправиться на прогулку. Цецилия решилась позвонить, чтобы узнать, который час. Была половина седьмого. Она попросила горничную тотчас дать ей знать, как только придет госпожа д’Амброн.
Но так как у той не было причин торопиться, она пришла в назначенный час.
Цецилия тотчас вышла и в зале встретила ожидавшего ее Генриха. Молодые люди обменялись вопросами и сознались друг другу в том, что ночь, проведенная в этой гостинице, была одной из лучших и они оба запомнят ее на всю жизнь.
Так как Цецилия желала видеть само место, откуда они двенадцать лет назад пустились в море, госпожа д’Амброн, опасаясь подозрений, повела их другой дорогой, а не той, по которой шли беглецы в тот страшный вечер. Наши молодые люди проследовали до конца Национальной улицы, потом, оказавшись на окраине города, повернули налево и по тропинке, пролегавшей через пашню, направились к крутому берегу.