Полисексуал

Гулиа Нурбей Владимирович

Там, в номере или душевой мы могли делать всё, что нам забла-горассудится. Мы спокойно могли около часа ходить полностью раздетыми, любуясь и восхищаясь видом красивого и любимо-го человека. Могли, постелив на деревянную решётку махровое полотенце, лечь на него и насладиться нашей любимой пози-цией – лицом друг к другу. А в конце «сеанса», когда Игорь был уже удовлетворён, он помогал и мне избавиться от томления в груди и тяжести в нижней части живота. Помогал, что называется вручную, ибо на большее я сам ему решиться не позволил. А ведь порывы с его стороны были, по крайней мере, к очень полюбив-шемуся ему способу «эскимо». Но когда я представил себе моего большого и мужественного «милого

друга», «кумира», за таким, как мне казалось, унизительным для активного партнёра заняти-ем, я ласково, но пресекал его попытки. Почему я делал это – до сих пор не могу понять. Ведь это было бы свидетельством искрен-ности его любви ко мне, того, что всё моё тело, без исключения приятно и соблазнительно для него. Но мне претила даже мысль о подобном акте, она почему-то оскорбляла меня. Я же делал по-добное с удовольствием и видел, насколько это нравится Игорю.

Дома, как я, так и Игорь говорили, что мы ходим на трениров-ки, которые проводятся для любителей боевых искусств по суб-

33

ботам и воскресеньям. А после тренировки, как и положено, при-нимаем душ. Отсюда и полотенца, и другие атрибуты банных дел.

В мае, ещё до поездки в пионерлагерь, мне исполнилось две-надцать лет, а Игорю в сентябре – пятнадцать. Мы оба выгляде-ли постарше своих лет, а Игорь был почти сформировавшимся мужчиной, фигуристым, сильным и красивым. Я же всё ещё вы-глядел этаким красивеньким ангелочком. Хотя и довольно кре-пеньким и спортивным. Товарищи, как мои, так и Игоря, считали нас неразлучными друзьями – поклонниками боевых искусств. Такой симбиоз двух разновозрастных друзей редкостью не был,

никто не мог даже вообразить себе наш с Игорем истинный статус. Ни один из нас не производил впечатления любителя од-нополой любви. Оба мы были достаточно мужественными, за-диристыми, любителями надавать затрещин не понравившимся нам экземплярам. Никакой женственности, особого поведения, жестов, характерных для пассивной компоненты однополой любви (вы всё это часто видите по телевидению, фамилий не называю!) у меня не было. А чтобы заподозрить в этом Игоря и речи не могло быть.

«Мама Катя» души не чаяла в Игоре, привечала его, оставляла нас обедать, и проявляла другие знаки внимания. Заходили мы с Игорем и к моему папе – Станиславу, для друзей Стасику, не Ста-су, как сейчас в России, а по-тбилисски нелепо – Стасику. Так в Москве раньше тараканов называли. Папа был калачом тёртым,

поначалу скабрезно улыбался, глядя на двух друзей. Но мы так натурально вытаращивались на него, что он тут же прятал улыбку

заговаривал с нами серьёзно.

КОНЕЦ ЖЕНСКОЙ ЛЮБВИ

На следующее лето нам снова повезло – нас отправили в тот же пионерлагерь. Игорь сумел настолько завоевать доверие «комсостава» лагеря, что его «выдвинули» даже помощником во-жатого, правда, на общественных началах, то есть без оплаты. Но авторитета у Игоря было хоть отбавляй, а его кулаки и приёмы

34

только усиливали этот авторитет. Вякнуть никто не смел ни по ка-кому поводу, а тем более, по поводу нашей спортивной дружбы.

Но, к моему сожалению, Игорь стал дружить не только со своими сверстниками, но и с вожатыми. Начал курить и выпи-вать вместе с некоторыми из них. Один из них – «товарищ Гиви» был настоящей пьянью.

Он покупал по-дешёвке чачу у местных жителей и распространял её среди своих «дружбанов». Но что хуже всего, «товарищ Гиви» «гулял» с нашими же поварихами и уборщицами, внешность которых внушала ужас, в первую оче-редь мне. Грубые, с тёмной обветренной кожей, почти не разго-варивающие по-русски, эти работницы «из местных», рады были «погулять» со столичными тбилисскими парнями. А уж Игорь был для них «лакомым кусочком» – такой красавчик, блондин с голу-быми глазами, спортсмен-силач, да ещё и в меру пьющий. Я смо-треть не мог, как эти мымры, эти обезьяны, строили ему глазки и улыбались, показывая свои не леченые зубы и небритые тёмные усики. Мерзость! Поубивал бы этих мартышек, но только под ка-ким предлогом?

Наши с Игорем интимные встречи происходили всё реже, Игорь становился всё неласковее со мной. Я же, по незнанию жизни, укорял его за встречи с «мартышками».

– Разве я не красивее них? – став в позу, грозно вопрошал я, вызывая у Игоря весёлый смех.

– Да как тебе объяснить, – пытался вразумить меня Игорь, – но ведь мужик же всё-таки я! Да, я люблю тебя, но как брата…

– Как брата?! – почти завопил я, – что ты меня любишь как сво-его Олега? В уме ли ты, что ты говоришь, да я убью тебя! – я не-благоразумно подхватил с земли толстую палку и набросился на Игоря. Тот легко выбил палку у меня из рук и похлопал по попе – не сказать, что очень ласково, мне даже стало больно.

И тут у меня началось забытое «болевожделение». Я накинул-ся на своего обидчика, обнял его и стал страстно целовать, всю-ду, куда доставал. В это раз я, можно сказать, изнасиловал Игоря, причём в первый раз за время нашей любви. Нет, не так, как мож-но подумать, а как страстная дама джентльмена, который просто не сопротивлялся. Я клялся Игорю в любви и умолял не «гулять» с

35

этими «маймунками» («обезьянами» по-грузински). Он хохотал и клятвенно обещал не гулять с «маймунками».

Но гулять Игорь не прекратил. Я бесился и мне даже стали приходить мысли об убийстве этих «нечеловекоподобных». Я ре-шил отравить моих соперниц и стал подыскивать яды. Вспомнив прочитанные полезные книги, я понял, что бледных поганок или других растительных ядов я здесь не найду. А вот божьи коров-ки, которые были в Коджори в изобилии, известны как носители очень сильного яда. Я наловил этих насекомых, усыпил ваткой с чачей, высушил над печкой, и размолол в порошок. А порошок я тайком высыпал в чугунок с чахохбили, который готовили для себя мои злейшие враги – «маймунки». Мужики этот чахохбили не ели – это, то ли суп, то ли рагу, а предпочитали чачу с колбаской. А «маймунки» съели отравленное блюдо тут же на обед, а меньше, чем через час, наступили первые признаки отравления – силь-нейшие рези в животе и рвота.

Лагерная врачиха заподозрила пищевое отравление, вы-звала «скорую помощь». Но самое умное, что она сделала – это заставила «маймунок» пить тёплую воду, стакан за стаканом, и, пардон, опорожняться через рот, что «маймунки» со стенания-ми и делали.

Игорь тут же примчался ко мне, затряс меня за плечи и грозно спросил:

– Это твоя работа?

Я чуть не признался моему кумиру в содеянном, но вовремя благоразумно удержался.

– Да ты что, как я смог бы это сделать, где здесь яду взять? Обо-жрались несвежих продуктов, наверное, купили по дешёвке мяса у местных, вот и всё!