Политбюро и дело Берия. Сборник документов
Шрифт:
Совершенно секретно
Товарищу Маленкову Г. М.
Представляю копию протокола допроса свидетеля Предит Мартина Андреевича от 1 августа 1953 г.
Приложение: на 3 листах.
[п.п.] Р. Руденко
3 августа 1953 г.
№ 116/ссов
Протокол допроса свидетеля
1953 г., августа 1 дня, г. Тбилиси. Ст[арший] помощник главного военного прокурора полковник юстиции ИВАНОВ допрашивал ниже поименованного в качестве свидетеля, который показал:
Предит Мартин Андреевич, 1889 г. рождения, по национальности – латыш, постоянное местожительство – Тбилиси, Зваретская, д. 25,
Будучи предупрежден об ответственности по ст. 95 УК ГССР за дачу ложных показаний свидетель Предит показал:
В 1919 г., в августе м[еся]це, из Астрахани была направлена на подпольную работу в Закавказье и в тыл к Деникину группа в составе 10 коммунистов. В эту группу входил и я. В Астрахани нашу отправку готовил С. И. Киров. До окрестностей Баку мы добирались на парусных лодках. При высадке на берег часть товарищей задержали местные жители. Среди задержанных был и я. Нас через полицию передали в мусаватистскую контрразведку. Однако там нас раскрыть не смогли и отпустили с обязательством через три дня выехать из пределов Баку. Я и мой товарищ Канделаки в Бакинский подпольный ЦК партии явки не имели, а имели явку к представителю ЦК КП Грузии в Баку тов. Кваталиани. На третьи сутки после освобождения из контрразведки утром при выходе из гостиницы на моих глазах неизвестный тогда мне молодой грузин задержал Канделаки и повел его в город, где была контрразведка. Я тут же поднялся в гостиницу, чтобы забрать свои вещи, но вслед за мной пришел другой агент, задержал меня и отвел в мусаватистскую контрразведку. Там меня арестовали и направили под конвоем в распоряжение английских оккупационных войск в Батуми. Однако по дороге на станции Пойли мне удалось сбежать, пользуясь опьяненным состоянием конвоя.
По явке, которую мы успели получить в Баку у Кваталиани, я в Тбилиси встретился с Канделаки, который мне рассказал, что после того, как его в Баку задержал агент мусаватистской и английской контрразведки по имени Берия, он дал ему крупную взятку и был им освобожден и бежал в Грузию. Канделаки в 1920 г. рассказывал об этом и другим нашим товарищам.
В 1921 г. Канделаки работал секретарем Тбилисского комитета партии, и через год он умер.
Я же с 1921 г. стал работать в органах ВЧК – ОГПУ Грузии в Тбилиси.
В 1923 г. на должность начальника секретно-оперативной части ОГПУ Грузии прибыл Берия, который начал перемещать работников. На должность начальника экономотдела, где я тогда работал, был назначен Куропаткин. В это время я поинтересовался, не был ли Берия в Баку в 1919 г., и не он ли арестовал моего товарища Канделаки. Выяснилось, что Берия Л. П. в это время был в Баку, и он был похож на того молодого грузина, которого я сам видел и который задержал Канделаки. После этого я написал заявление о службе Берия в Баку в мусаватистской контрразведке в 1919 г. по задержании им нашего подпольщика Канделаки. Куропаткин обещал мое заявление передать председателю Закавказского ГПУ Панкратову, но не передал. Вскоре я разоблачил Куропаткина как вымогателя взяток от семей арестованных. Куропаткин был арестован, и при нем было обнаружено мое заявление о Берия. Таким путем мое заявление попало в руки к Берия, и он вызвал меня к себе. Во время нашего разговора, в присутствия Новицкого, Берия признал, что он работал в 1919 г. в Баку в мусаватистской контрразведке, но что якобы он это делал по заданию партийной организации. О том, почему же он вымогал и взял взятку от Канделаки, мы тогда с Берия не говорили. Зам[еститель] начальника СОЧ Новицкий предложил мне написать объяснение. Я это сделал, но что с ним стало, не знаю. Через несколько дней Новицкий мне предложил написать рапорт об уходе из органов ОГПУ.
Такой рапорт я вынужден был написать, и меня освободили от работы. Потом я вернулся на работу в органы ОГПУ в 1932 г., т. е. через 9 лет.
Об этой истории со мной знали Меркулов и Зубов Петр. С ними я работал тогда в одной комнате и дружил с ними.
Позднее я этого вопроса больше не поднимал. Однако в мае 1953 г. я работнику ЦК
Записано с моих слов правильно и мною прочитано.
Предит
Допросил: Ст[арший] пом[ощник] главного военного прокурора полковник юстиции Иванов
Верно: [п.п.] Майор административной] службы Юрьева
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 465. Л. 137–140. Копия. Машинопись.
№ 1.54
Копии протоколов допроса свидетеля А. Я. Герцовского и обвиняемого Л. Е. Влодзимирского от 4 августа 1953 г.
Совершенно секретно
Товарищу Маленкову Г. М.
Представляю копию протоколов допроса свидетеля Герцовского Аркадия Яковлевича и обвиняемого Влодзимирского Льва Емельяновича от 4 августа 1953 года. Приложения: на 9 листах.
[п.п.] Р. Руденко
4 августа 1953 г.
№ 125/ссов
Протокол допроса свидетеля
1953 года, августа 4 дня, пом[ощник] главного военного прокурора полковник юстиции Успенский допросил с соблюдением ст. 162–168 УПК РСФСР в качестве свидетеля
Герцовский Аркадий Яковлевич
(Анкетные данные имеются.)
Подписка: В соответствии со ст. 164 УПК следователь меня предупредил об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний.
Герцовский
Дополнительно к своим показаниям от 23 июля 1953 года хочу показать о следующем:
С ноября 1938 года до декабря 1939 года начальником 1-го спецотдела НКВД СССР работал Петров Георгий, его отчество, кажется, Александрович. До этого Петров работал секретарем у Кобулова, в бытность его работы начальником СПО НКВД СССР. В последних числах ноября 1939 года, в субботу, Петров и его два заместителя – Баштаков, я и помощник Калинин, – в 4 часа ночи, закончив работу, на одной машине поехали домой по своим квартирам. Буквально через час мне позвонил на квартиру дежурный по отделу и сообщил, что Петров скоропостижно умер. Тогда я поехал к нему на квартиру вместе с Баштаковым и начальником секретного отдела Якимец. На квартире Петрова мы застали врача, но было уже поздно – Петров скончался от разрыва сердца еще до нашего приезда. Помимо дежурного врача на квартире Петрова мы застали постоянно лечащего врача Мариупольского.
В связи с этим случаем смерти НКВД СССР производилось расследование. Кто вел расследование – я не помню. Знаю, что Федотов, ныне начальник 1-го Главного управления МВД СССР, а тогда работавший начальником контрразведывательного управления, участвовал при вскрытии трупа Петрова. Знаю, что при расследовании допрашивались некоторые свидетели, производилась экспертиза. В результате расследования производство по материалам было прекращено, и материалы были сданы в архив, но, насколько я помню, не сразу, а через продолжительный период времени. Как мне теперь припоминается, материалы о скоропостижной смерти Петрова поступили в архив спецотдела от Федотова вместе с материалами о смерти артиста Щукина в 1947 году, когда Федотов из МГБ СССР уходил в Комитет информации.
Не помню точно, примерно в 1948 или 1949 году, б[ывший] министр госбезопасности Абакумов потребовал от меня материалы о смерти Петрова. Я ему их дал, и через некоторое время они снова были возвращены в архив. Вскоре Абакумов потребовал их вторично, и я лично принес ему материалы, сказав, что он уже недавно смотрел эти материалы. Тогда Абакумов сказал мне, что его эти материалы интересуют потому, что Петров умер не сам, а его умертвил Кобулов в связи с тем, что Петров, работая секретарем у Кобулова в СПО, уничтожил много материалов по его указанию. Какие именно материалы были уничтожены Петровым – мне Абакумов не говорил.