Политическая антропология

Вольтман Людвиг

Германские «варвары» показали себя, когда они появились в истории, чрезвычайно способными к музыке и поэзии. Что они обладали и способностью к пластическому искусству — подтверждает Л. Вильзер в своем сочинении «о германском стиле и германском искусстве» (1899). Как уже прежде было упомянуто, Леонардо, Канова, Торвальдсен и многие другие скульпторы Франции и Италии были чистыми германцами, и поэтому гипотеза, что только примесь смуглой расы придала художественному гению широкий размах эстетического вдохновения, в сущности не вполне обоснована.

Такие случаи скрещивания германской и альпийской рас, где длина черепа или по крайней мере лобная область сохраняют свой германский характер, являются, по-видимому, наиболее счастливыми помесями, так как расширение черепа содействует в то же время и увеличению общей массы мозга, вследствие чего может внести спокойствие и постоянство в бурный, стремящийся вперед темперамент германского духа. Расширение

черепа, быть может, и содействует учености, но отнюдь не гениальности. Ибо Данте, Рафаэль, Лютер и т. д. — гении не потому, что они представляют помесь, но вопреки этому. Их гениальное предрасположение есть наследие германской расы.

Расширение германского черепа путем смешения с альпийской расой приводит, на основании многих статистических исследований, к представлению, будто брахицефалы имеют большую черепную окружность, нежели германские долихоцефалы. Но так как последние обладают большей черепной окружностью, нежели чисто расовый альпийский тип, то тут, по всей вероятности, мы имеем дело с «эврицефальными» элементами.

Наконец, в массе и внутренней структуре ганглиозных клеток и нервных волокон лежит последний физиологический фактор, который обусловливает различия в семейных и индивидуальных дарованиях и тем обусловливает создаваемый руководящими расами и индивидуумами прогресс более высокой цивилизации и образования. Тут мы останавливаемся в изумлении пред глубочайшими тайнами органического творчества. Становится вполне понятным, что Гердер, при созерцании этой связи, мог воскликнуть: «Великая матерь Природа, с какими мелочами связала ты судьбу нашего рода! С измененной формой человеческой головы и мозга, с маленькими изменениями в строении организации и нервов, которые вызывает климат, род племени и обычай, изменяется также участь мира, вся сумма того, что повсюду на земле творит человечество и от чего оно страдает!»

Однако нам не подобает спорить с природой и предлагать великой матери наш разум как наставника — той природе, которая в удивительной архитектуре человеческих зародышевых и мозговых клеток создала высочайшее органическое произведение искусства и глубоко обоснованный источник всякого духовного развития. Человеческая история есть частица и расцвет великого органического развития, которое совершается на земной поверхности. Природа, выполняющая, в своем саморазвитии и саморегулировании, с самыми малыми средствами самые величественные произведения, только антропоцентрическому взгляду может казаться расточительной и произвольной. Исторический же биолог, заглядывающий вглубь, узнает в этих мелочах и случайностях, концентрирующиеся в мельчайших центрах сил органические факторы, указывающие на совместную и связную деятельность всей природы, в которой все отдельные и особые явления размещены в известном порядке, в причинной необходимости, а высочайшие творения и откровения гениев являются вполне целесообразными.

2. Социальные действия внутригруппового размножения и смешения

Расовое чувство есть естественный инстинкт, который предохраняет животных в свободном природном состоянии от смешения с чужой кровью. Скрещивания между вариациями хотя и бывают, но они очень редки. Как показали Вагнер и Романее, пространственное и половое разобщение являются необходимым фактором в деле возникновения и сохранения видов. По словам Дарвина, высшие животные часто обнаруживают явственно выраженное отвращение к половому общению даже с такими индивидуумами, у которых замечется легкое уклонение от расового типа. Нечто подобное наблюдалось даже у бабочек. Расовое чувство бывает либо приобретенным, либо врожденным. Л. Платэ пишет об этом:

«Относительно птиц и млекопитающих можно предположить, что образ или запах родителей, а также родных индивидуумов другого пола, запечатлевается у молодых животных и удерживается у них посредством памяти. У большинства животных, однако, такое объяснение не допустимо, ибо молодые животные никогда не видели своих родителей или братьев и сестер. Расовое чувство либо возникает вместе с морфологическими различиями, — тогда разновидность остается сохраненной; либо это чувство не возникает — тогда начинающаяся дивергенция (расхождение) снова исчезает. Развитие расового чувства есть conditio sine qua non дивергенции, и поэтому оно всегда существует вместе с нею в природе». [291]

291

L. Plate. Die Bedeutung und Tragweite des darwinistischen Selektionsprinzipes. 1899. S. 136.

Что имеет силу для животных, то важно и для первобытных племен и рас людей, которые большею частью отличаются сильным расовым чувством, враждой, обнаруживающейся вовне, и враждой, направленной внутрь, гордостью собственным происхождением и презрением к чужим. Среди соплеменников ложь, кража, убийство вообще неизвестны

или являются только исключением, и достойно замечания также, что каннибалы почти никогда не имеют обыкновения пожирать своих собственных соплеменников.

Египтяне верили, что они — древнейший народ на земле (Геродот, II. 1). Они считали справедливым обходиться хорошо со своими согражданами и дурно с чужими. Они называли варварами всех, не говоривших на их языке; сами же они считали себя не только за особую человеческую расу, но за «человеческую расу по преимуществу». [292] Евреи имели о себе высокое мнение и гордо считали себя избранным народом во всем божественном мировом управлении. Между тем как этот народ в древнейшие времена был склонен к смешениям с соседями, позднее у него тем сильнее развивался обычай внутриплеменного брака, чем более он углублялся в сознание своей национальной и религиозной миссии. «Сами греки крайне тщательно оберегали себя от смешения своей расы с чужою кровью. И известно, что этот народ вообще, пелопонезцы же и из них аркадийцы — в особенности, ревниво блюли сохранение своей национальности и даже ни разу не позволяли продать раба за границы своего отечества». [293] У римлян до позднейшего императорского периода брак с чужеплеменными рабами большею частью запрещался. Еще при Валенти-ниане и Валенте брак с варваркой карался смертью.

292

Archiv fur Anthropologie. Bd. XVIII. S. 339.

293

J. Ph. Fallmeraer. Geschichte der Halbinsel Morea wahrend des Mittelalters. S. 91.

Германцы во времена Тацита были чистой расой, которая не смешалась ни с туземцами, ни с чужими поселенцами и пришельцами. Треверы и нервнийцы усердно выражали притязания на честь германского происхождения, как будто «благородство крови» отделяло их от всякого сходства со слабыми галлами. За древнейшее и благороднейшее племя свевов выдавали себя семброны (Germ. С. 39).

У саксов неравные браки с принадлежащими к чужой расе рабами запрещались под страхом смертной казни, также и рипуарскими, лангобардскими законами. В вестготских законах брак между лицами различных сословий, и в особенности союз с крепостными, запрещался на том основании, что из таких браков происходит только несимметрическое и уродливое потомство. Как сообщают Адам Бременский и фульдский монах Рудольф, древние германцы потому так настойчиво требовали запрещения неравных браков, что хотели сохранить неизмененными размеры своего тела и цвет своих волос, — вообще благородство своего рода. [294]

294

J. G. A. Wirth. Die Geschichte der Deutschen. 1842. Bd. I, S. 53.

У германцев для законного брака вообще необходимо было равенство происхождения. По Адаму Бременскому, этот обычай исполнялся у северных германцев еще в XI веке, так что благородный вступал в брак только с девушкой благородного сословия, свободный — с девушкой из сословия свободных людей, а вольноотпущенный и раб — только с девушкой из своей среды. Еще по брачным законам Карла Великого, свободному и даже благородному, в случае его вступления даже во внебрачную связь с несвободной женщиной, без предварительного выкупа ее или отпущения на свободу, — грозило телесное наказание.

Чем более развивается интеллект, тем расовое чувство более становится расовым сознанием, социальным обычаем, который передается по традиции и подчиняется стремлению к учению и учености. Вследствие своего интеллектуального характера это чувство может лишь тогда оставаться прочным и образовывать длительную связь, когда оно содействует физиологическому и морфологическому основанию и повинуется врожденному инстинкту или же связывает себя с тем, который отвечает чувству соплеменников.

Пока недостает этих физических оснований, и именно общности брака, [295] все старания внушить или вдолбить индивидуумам негрской или китайской расы немецкое национальное сознание, будут всегда тщетны. Евреи только отчасти сумели приспособиться к чувствованию других народов и большею частью только посредством примеси другой крови, ибо в основании расового сознания лежит всегда расовое чувство, в основании же последнего — сама физическая форма расы, так что крепость или слабость этого сознания зависит от чистоты или смешения расовой крови.

295

Т. е. в смысле однородности, общности происхождения. Прим. перев.