Политическая антропология

Крадин Николай Николаевич

В годы перестройки соперничество жузов возобновилось. Оказавшись в сложной ситуации, М.С. Горбачев решает направить в Казахстан человека со стороны – тогдашнего первого секретаря Ульяновского обкома КПСС Г.В. Колбина. Однако это вызвало стихийные беспорядки в декабре 1996 г. Поскольку Колбин, по мнению Н.Э. Масанова (Масанов 1996), главным образом рассматривал свое кресло как трамплин для последующей карьеры в столице, приход кунаевского протеже Н. Назарбаева был "делом техники".

В 1989 г. Назарбаев, придя к власти, отправил на пенсию всех своих бывших или потенциальных конкурентов, утвердил монополию на власть Старшего жуза, а после распада Советского Союза еще больше укрепил свои клановые позиции, поставив на различные государственные посты своих ближайших родственников. Это явление достигло такого размаха, что в прессе появился новый термин – "чемолганизация" властных структур (село Чемолган – родина Назарбаева).

Не случайно также, что именно в Акмоле и Караганде, с которыми связано детство и молодые годы Н. Назарбаева, электорат доверяет ему больше, чем в других регионах Казахстана.

Тем не менее невидимая для посторонних наблюдателей клановая борьба продолжается по сей день. Экспертный опрос, проведенный Институтом развития Казахстана, показал, что 29% респондентов полагают, что жузовская и клановая принадлежность играет существенную роль в распределении привилегий, постов и должностей (Смагамбетова 1998: 23). Несколько лет назад академики (как отмечалось выше, эта ниша традиционно занята представителями Среднего жуза) провалили назарбаевского ставленника У. Джолдасбекова, избрав кандидата от своего клана – экономиста К. Сагадиева. По всей видимости, это и предопределило судьбу национальной Академии наук.

Иллюстрацией взаимосвязи клановости и политики в этом государстве являются выборы спикера парламента в 1994 г. Все три казахских жуза выдвинули своих кандидатов. В ходе обсуждения кандидат от Среднего жуза (О. Сулейменов) снял свою кандидатуру. В этой ситуации стало ясно, что претенденту от Старшего жуза (представителем которого является президент Назарбаев) трудно рассчитывать на победу. Оппозиционные жузы явно будут голосовать против него. В результате пост получил представитель от Младшего жуза А. Кекильбаев. Однако его заместителями (для противовеса) были избраны представители от других сил (в том числе и от "четвертого жуза" – русских).

Именно противостояние жузов и подковерные интриги, по мнению Н.Э. Масанова (Масанов 1996), а точнее, боязнь объединения в оппозиции Среднего и Младшего жузов, предопределили отмену президентских выборов, продление полномочий Н. Назарбаева до 2000 г., а также перенос столицы в Акмолу. Поскольку "этнический мир в Казахстане очень хрупок и существует в основном по причине сравнительного равновесия двух главных этнических групп" (Khazanov 1995: 168), перенос столицы на север, по замыслу правящей элиты, должен способствовать росту миграции с юга, увеличению доли казахского населения внутри северных областей и тем самым укреплению национальной государственности. С другой стороны, перемещение всех ключевых механизмов власти на территорию традиционного проживания Среднего жуза должно дополнительно ослабить оппозицию нынешней президентской власти.

Но такая ситуация существует не только в ныне независимых странах СНГ. В настоящее время в многонациональных республиках России можно проследить влияние местных клановых и родоплеменных групп. Этот феномен в отечественной антропологическо-этнографической литературе назывался различными терминами – "местничество", "улусизм" или "кумовство" и рассматривался как пережиток родоплеменного или патриархально-феодального строя. С ним, например, всерьез столкнулись советские партчиновники после установления советской власти на всей территории страны. П.И. Кушнер, побывавший с этносоциологической экспедицией в горных районах Киргизии, с сожалением констатировал, что для местной бедноты родственные связи являются более важными, чем классовая солидарность (Кушнер 1929: 107). Подобные мысли высказывал примерно в эти же годы один из аппаратчиков парторганизации Калмыкии:

Улусизм проявляется в том, что каждый партиец, защищающий свой улус по всем как партийным, так и советским вопросам, доходит в своей защите порой до того, что забывает всякую партийную дисциплину, провозглашая принцип: права или не права моя сторона, но она моя сторона, и я обязан ее защищать. Это болезнь самая серьезная, мешающая в работе не только в низовых парторганизациях, но даже в самом руководящем органе власти (Глухов 1926: 180).

После политических чисток 1930-х годов в связи с буржуазным национализмом данная проблема была временно забыта, однако в годы перестройки в местной прессе национальных республик вновь появились публикации на эту тему. Выяснилось, что вопрос об "улусизме" применительно к проблеме власти остается столь же актуальным, что и почти семьдесят лет назад. В Калмыкии, например, почти 85% горожан и более 90% жителей села идентифицируют себя с той или иной племенной группой. Борьба за власть ведется между тремя главными племенными группировками: торгутской и дербентской (истоки противостояния которых уходят в двоично-троичную крыльевую систему), а также бузавской – этнически более молодой, состоящей из потомков донских калмыков (Гоголданова, Гузенкова 1993: 166). Схожие процессы прослеживаются, например, в Туве а также во многих других

многонациональных субъектах Российской Федерации.

Несколько иная ситуация существует ныне в Чечне. Исследования этнологов-антропологов показывают, что в отличие от генеалогически иерархизированных структур вчерашних кочевников Казахстана и Киргизии горские общества всегда отличались известной тягой к формированию неиерархических моделей политической организации [27] . У чеченцев всегда отсутствовало благородное сословие или какая-либо другая привилегированная наследственная группа. Они разделены по клановым, территориальным и до некоторой степени даже конфессиональным линиям. Чеченские тейпы, или кланы, пережили советский период и сейчас становятся все более и более влиятельными в политической жизни общества. Преданность какому-либо клану остается высшей ценностью в чеченском менталитете, а кровная вражда длится поколениями. Чеченцы разделены на три главные территориальные группы: тех, кто живет в долине Терека (они испытали более сильное влияние русских, чем другие группы); тех, кто живет в предгорьях; и собственно горцев (самая бедная экономически и в то же время самая традиционная часть чеченского этноса). В советский период политическая власть в Чечне удерживалась выходцами с низин. В период правления Дудаева горцы стали вернейшими его сторонниками. Хотя все чеченцы считаются мусульманами-суннитами, они приверженцы двух различных суфийских орденов, или братств: Накшбандийя и Кадырия, которые оспаривают влияние в чеченском обществе. Даже в прошлом чеченцы не смогли объединиться и избрать общенационального лидера из своей среды, поскольку не желали дать одному клану или территориальной группе преимущество перед другими. Их единственными национальными лидерами были шейх Мансур, который жил в восемнадцатом веке и первым возглавил чеченцев в войне против Российской империи, а также Джахар Дудаев, также направивший внутренние разногласия на борьбу с внешним врагом – той же Россией (Khazanov 1995: 215-216) [28] .

27

См. гл. 4.

28

Подробнее о традиционном чеченском обществе можно прочитать в работах: Вартапетов А.

Разделение властей

Таким образом, результаты прямого внедрения в неевропейские общества западных либерально-демократических институтов нередко приводят к незапланированным последствиям. Многопартийная система, парламентаризм, разделение различных ветвей власти и т. п. – все это нередко вызывает обратные результаты, весьма нежелательные с точки зрения задач демократизации. Опыт политантропологических исследований показывает, что в посттрадиционных обществах партийные структуры нередко формируются на родоплеменной или конфессиональной основе или как инструмент персоналистского влияния того или иного лидера. Выборы в представительные органы власти в таких условиях, как правило, основываются не на политических программах, а на племенных или религиозных принципах. В результате большие массы людей втягиваются в племенные, межэтнические и межконфессиональные конфликты, что создает неустойчивость правящих коалиций, отсутствие политической стабильности. Все это приводит к кризисам, политическим переворотам, войнам. Иллюстрацией этого являются события в той же Чечне в последние десять лет. В такой ситуации власть нередко видит единственный способ сохранить стабильность путем создания авторитарных – однопартийных военных режимов.

Не случайно практически все государства, возникшие на территории азиатской части СНГ, имеют автократическую природу власти. Правда, здесь необходимо иметь в виду еще одно свойство традиционной власти. Разделение властей – институт, прошедший длительную эволюцию и, можно сказать, "выстраданный" Европой в ходе многих восстаний и революций. Для архаических и традиционных обществ подобное явление в принципе не характерно. Правитель традиционного общества является единственным носителем сакрального статуса, и все иные самостоятельные ветви власти автоматически воспринимаются как нежелательные конкуренты не только самим правителем, но и большинством населения. Поэтому в "постградиционных" обществах руководящим органом и страны и партии нередко является политический лидер харизматического толка, наделенный часто почти не ограниченными полномочиями. Исходя из всего вышеизложенного, ясно, почему большинство стран СНГ прошли схожий путь политической трансформации. События в них развивались по однотипному сценарию: роспуск законодательных органов, принятие новых конституций, расширяющих полномочия президента, "мягкий" террор в отношении оппозиции и независимых средств массовой информации.