Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 2

Капченко Николай Иванович

В заключение раздела хочу высказать ряд соображений по поводу того, является ли версия о попытке смещения Сталина с поста Генерального секретаря накануне и во время XVII съезда партии мифом или реальностью. Сразу же замечу, что на все 100% утверждать, что такая вероятность вообще была исключена, я, конечно, не могу, ибо в истории даже малейшая возможность порой становится реальностью — все зависит от множества факторов и стечения обстоятельств, не поддающихся учету.

Однако я твердо уверен в том, что это — скорее миф, чем реальность, которая не нашла своего осуществления. Постараюсь подтвердить свою мысль некоторыми доводами. Вкратце они сводятся к следующему.

Во-первых, Сталин к тому времени держал под своим

твердым контролем весь партийный аппарат сверху донизу. В целом его политический курс — и это главное — доказал свою жизненность и перспективность. Несмотря на проявления недовольства со стороны отдельных групп населения, страна в своей массе поддерживала курс на строительство нового общественного строя. Сам же вождь стал не просто выразителем этого курса, но и его олицетворением. И в таких условиях смещение Сталина было бы равносильно признанию ошибочности проводившейся прежде линии во всех областях социалистического строительства. Образно говоря, это был бы не удар по Сталину, а серьезнейший удар по курсу на созидание нового строя. И как бы ни были недовольны противники вождя его политикой и личными качествами, они не могли не принимать в расчет этого, самого важного соображения.

Во-вторых, Сталину в тот период не было серьезной альтернативы. Его соратники скорее светили отраженным от вождя светом и не могли рассчитывать на какую-либо значительную политическую роль и самостоятельность. Версия с кандидатурой Кирова выглядит малоубедительной, а по существу несостоятельной. Рассчитывать же на успех в серьезной политической схватке без наличия реальной альтернативной фигуры — значило играть в политические игры, а не заниматься большой политикой.

В-третьих, хотя страна и вышла из полосы тяжелых трудностей, все же говорить о полной стабилизации положения было нельзя. Как нельзя было исключить и возможности неожиданных крутых поворотов в худшую сторону, имея в виду не только внутреннее развитие, но и международную обстановку. Как говорится, лошадей на переправе не меняют. А страна, если говорить в широком историческом смысле, еще не полностью преодолела сложнейшую социально-экономическую переправу от капитализма к социализму. Так что и по этому параметру шансы на смещение Сталина были малы.

В-четвертых, ничтожно мало имелось шансов забаллотировать Сталина на выборах в ЦК Даже если бы против него голосовало и более 300 делегатов, то это еще не означало, что он потерпел полное поражение. Конечно, это был бы удар по его престижу, но никак не политическое фиаско всеобщего масштаба. В его руках оставались основные рычаги и партийной, и государственной власти. Наконец, под его личным контролем находился аппарат ОГПУ (НКВД). А без этих инструментов всякого рода попытки дворцовых закулисных переворотов превращались лишь в потешные игры дилетантов от политики.

Глава 11

ПОЛИТИКА СТАЛИНА В СЕРЕДИНЕ 30-Х ГОДОВ

1. Макиавеллизм или политический реализм?

В предшествующих главах, как мог убедиться читатель, в эпицентре внимания находились проблемы борьбы Сталина со своими политическими противниками и разного рода оппонентами из различных спектров тогдашней большевистской правящей верхушки. Конечно, эту верхушку можно было бы назвать, пользуясь современной модной терминологией, элитой. Но в приложении к реальностям тех лет это понятие воспринималось бы как искусственное и надуманное, поскольку весь смысл и цель политики партии состоял как раз в том, чтобы экономическими и политическими средствами, и прежде всего с помощью целенаправленной государственной политики, ликвидировать элитарную структуру общества. Строительство нового общественного строя предполагало создание условий, начисто исключающих возможность появления всякого рода привилегированных слоев и прослоек общества. Такова

была официально провозглашенная цель. Однако в реальной жизни уже вполне явственно вырисовывались прямо противоположные тенденции формирования и развития главных устоев общественного бытия.

Видимо, в самой природе общественного процесса, если его рассматривать как закономерное историческое явление, а не просто как результат тех или иных действий власти, имманентно заложены истоки и предпосылки постепенного складывания и дальнейшего развития элементов неравенства. Как идея — создание общества, базирующегося на принципах всеобщего равенства и всеобщей справедливости — конечно, вещь привлекательная. Иначе она не была бы могучим побудительным мотивом, под непосредственным воздействием которого протекал весь ход исторических событий в самые разные эпохи и в самых различных странах. Однако от привлекательной идеи, идеи-двигателя истории, до реальной практики общественного развития, как говорят, — дистанция огромного размера. И еще никем не доказано, а практикой не удостоверено, что сама эта идея в принципе реализуема.

Это общее положение непосредственно и в полной мере приложимо и к сталинской эпохе, особенно на зрелых этапах ее эволюции. Процесс образования привилегированных слоев в Советском Союзе начался, собственно, еще во времена Ленина. Однако тогда он имел лишь зачаточный характер и сравнительно ограниченные масштабы. Причем формы привилегий носили довольно скромный характер и зачастую диктовались объективными условиями суровой обстановки. В этом плане они даже имели какое-то, пусть и весьма шаткое, но некое подобие оправдания.

По мере утверждения власти Сталина этот процесс стал обретать устойчивый характер и широкие масштабы. Собственно, многие биографы вождя, особенно резко критически настроенные по отношению к нему, такие, например, как Троцкий, в формировании партийно-государственной бюрократии усматривают главную опору создававшейся Сталиным системы власти в стране. Главный критик и оппонент Сталина также не совсем ясно и точно представлял себе, как можно свергнуть Сталина, ставя вопрос всего лишь о реформировании системы власти. Пойти на призыв к устранению самой этой системы троцкисты в силу понятных причин не могли, ибо это было бы равнозначно признанию с их стороны порочности самой советской власти.

Установление в советской России принципиально новой системы власти, связанной с именем ее организатора и главного архитектора Сталина, поставило перед его противниками немало довольно щекотливых теоретических и практических проблем. Прежде всего, оппоненты вождя из среды троцкистов попытались представить дело так, будто социальное содержание и основные качественные параметры созданной системы не утратили своего прежнего классового содержания. Поэтому нужно было найти какое-то внешне убедительное логическое объяснение, отталкиваясь от которого, можно было обосновать не только допустимость, но и историческую необходимость борьбы против Сталина и системы власти, созданной им.

В истории России трудно было найти каких-либо даже самых отдаленных аналогий. Троцкий, как и многие другие, обратили свой взор к истории Франции, давшей в этом плане исключительно богатый материал. Причем классики марксизма-ленинизма в своих работах охотно оперировали примерами и аналогиями из французской истории эпохи великих потрясений и перемен. Особое место здесь занимали как сами революционные приливы, так и отливы, т. е. сочетание и взаимоотношение между революцией и контрреволюцией. Получивший, с легкой руки Маркса, права гражданства тезис о бонапартизме в политическом инструментарии большевизма стал играть роль своего рода палочки-выручалочки: к нему часто и охотно прибегали, чтобы объяснить и чисто внутренние причины резких поворотов в развитии социально-политических процессов, ареной которых являлась Россия в период после свержения царизма.