Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 2
Шрифт:
Как можно видеть, и у первого, и второго понимание высшего наслаждения в жизни в чем-то перекликаются. Хотя, конечно, как и всякая аналогия, приведенная выше, чисто условна и на ее основе неправомерно делать какие-то обобщения политического или личного свойства.
Однако возвратимся к основной нити нашего повествования.
Сталин ясно понимал, что достигнутая победа отнюдь не полная и тем более не окончательная. Предстояла еще не одна схватка и промежуточный успех не давал повода почивать на лаврах. В соответствии со своей стратегией он исподволь проводил работу по ослаблению позиций группировки Зиновьева — Каменева в партийных организациях, имевших ключевое значение для финального исхода противоборства. В ленинградской организации безраздельно господствовали на протяжении чуть ли не всего периода после свершения Октябрьской революции вплоть до 1926 года сторонники Зиновьева. Последний рассматривал эту организацию чуть ли не как свою удельную вотчину. Она служила для него серьезным резервом в проходившей внутрипартийной борьбе. Попытки Сталина как-то изменить это положение и склонить ленинградскую организацию на сторону ЦК, т. е. на свою сторону, оказались, по существу, тщетными. Зато в Москве ему удалось серьезно ослабить позиции Каменева: его верный сторонник Зеленский
Троцкий, хотя идейно и политически уже был поверженной фигурой, тем не менее не оставлял своих честолюбивых, полных амбиций, устремлений. Будучи опытным политическим бойцом, он тем не менее в самые решающие моменты оказывался не на высоте положения — ему недоставало умения трезво и непредвзято оценить реально сложившуюся ситуацию. Так, после фактического распада «тройки» Троцкий полагал, что в создавшихся условиях Сталин будет нуждаться в его поддержке и силами самой логики политического развития вынужден будет обратиться к нему за помощью. Однако это были политические иллюзии, а не построенные на трезвом анализе обстановки политические расчеты. Неудивительно, что они оказались полностью несостоятельными.
Весной 1925 года противостояние между сторонниками Сталина, с одной стороны, и приверженцами Зиновьева и Каменева, с другой, вступило в чрезвычайно напряженную фазу. Буквально по всем вопросам, и прежде всего по вопросам экономической политики и внутрипартийных отношений, обнаруживались непримиримые разногласия. Но пока что эта ситуация в партийных верхах тщательно скрывалась не только от рядовых членов партии, но даже от достаточно высокопоставленных партийных функционеров. Характерно, например, что такой видный партийный деятель, как Г. Орджоникидзе (считавшийся надежным сторонником Сталина) узнал о действительном положении дел из письма, полученного им от К. Ворошилова. Человек чрезвычайно эмоциональный, Орджоникидзе был потрясен сложившимся положением и выразил свое отношение ко всему происходящему в письме Ворошилову в следующих выражениях: «Твое письмо получил два дня тому назад. На всех нас… оно произвело страшно удручающее впечатление. Эти люди совершенно потеряли всякую меру и с головокружительной быстротой летят в пропасть. Черт с ними со всеми, но они тянут с собой партию и соввласть. Ведь то, что они сейчас делают — это безумие! Кто бы из них ни победил, ведь это будет только персональная победа одного или другого и, одновременно, величайшее поражение партии. Ведь своим действием они всю внутреннюю и заграничную контрреволюцию ставят на ноги — окрыляют ее. Ведь это то, чего они, все наши враги, оба они (очевидно, имеются в виду Сталин и Зиновьев — Н.К.) довольно ловко переводят в борьбу, якобы, за и против ЦК. Это обоим им надо сказать прямо и открыто. По-моему, никогда наша партия не находилась в столь опасном положении, как сейчас, и это при внешне формальном ее благополучии. Тем страшнее и тяжелее будет для партии, когда все это выяснится. Несомненно, обе стороны готовятся к взаимному истреблению. Надо во что бы то ни стало помешать обоим. Но как это сделать, вот вопрос» [126] .
126
Большевистское руководство. Переписка. 1912 — 1927. С. 300–301.
Едва ли здесь нужны какие-то комментарии, ибо из письма явствует, что даже верные сторонники Сталина были не просто озабочены, но крайне встревожены тем, что он с такой железной настойчивостью, невзирая на все возможные отрицательные последствия, проводит в жизнь линию, конечная цель которой была проста — нанести Зиновьеву и Каменеву полное поражение.
Из приведенного письма видно, что даже такие сторонники Сталина, как Орджоникидзе, отнюдь не безоговорочно поддерживали методы Сталина в его борьбе с группировкой своих противников. Так что генсеку приходилось действовать крайне осмотрительно и осторожно, постепенно, шаг за шагом подготавливая не только условия, но и соответствующую атмосферу, чтобы начать открытое и фронтальное наступление с целью полной политической дискредитации группировки Зиновьева — Каменева. Его положение как Генерального секретаря ЦК вовсе не влекло с автоматической неизбежностью успеха в развернувшейся подковерной схватке. Поэтому, на мой взгляд, несколько упрощают ситуацию те биографы Сталина, которые безапелляционно утверждают, что только и исключительно должностное положение Сталина как фактического руководителя центрального партийного аппарата обеспечивало ему победу. В действительности все обстояло гораздо сложнее и требовало не одного лишь, как сказали бы сейчас, административного ресурса. Этого было явно недостаточно. Нужно было в полной мере укрепить и политические позиции, а именно в этой сфере Сталин находился в явном выигрыше. Ведь по ключевым, жизненно важным для страны и партии вопросам, он отстаивал стратегическую линию, отвечавшую требованиям жизни и реальному экономическому и политическому положению в стране.
По мере развития событий противники Сталина, наконец-то, открыли глаза и посмотрели фактам в лицо. До них, наконец-то дошло, что генсек целиком и полностью переиграл их по всем параметрам. Они стали лихорадочно искать выхода из создавшегося положения. Одним из таких выходов они сочли план восстановления того положения, когда всеми делами заправляла «тройка». Судя по имеющимся материалам, эту идею они попытались реализовать на практике. Но поезд, как говорится, давно уже ушел и вскочить даже на его подножку было невозможно. В партии и стране уже была совершенно иная политическая погода. И Сталин, как главный метеоролог, в значительной мере не только предсказывал ее изменения, но и контролировал эти изменения. Идея воссоздания почившего в бозе триумвирата напоминала попытку воскресить мертвеца. Она встретила решительное неприятие в кругах партийной элиты не только Москвы, но и провинции. Это подтверждает письмо членов партийного руководства Украины в адрес ЦК партии, датированное февралем 1925 года: «Нам сообщают, что т.т. Зиновьев
127
«Известия ЦК КПСС». 1991 г. № 8. С. 189.
Потерпев неизбежное и могущее быть предсказанным с абсолютной точностью полное фиаско с идеей «воскресения из мертвых» триумвирата, лидеры оппозиции лихорадочно стали искать какие-то другие способы «обуздания» Сталина. На этот раз они возвратились к отторгнутой ранее ими же самими мысли о замене Сталина на посту генсека кем-то другим. Но на дворе, как говорится, стояла совершенно другая политическая погода — время было упущено, и упущено безвозвратно. Его невозможно было вернуть никакими ухищрениями или закулисными маневрами.
О том, что такие попытки имели место, в период хрущевской десталинизации ходили разные слухи, назывались различные кандидатуры. Но каких-либо достоверных данных не было. А слухи, даже самые правдоподобные, не способны заменить фактов. Единственным и, на мой взгляд, вполне достоверным можно считать свидетельство А. Микояна, игравшего в то время активную роль во внутрипартийных схватках. Я позволю себе целиком привести данный пассаж, поскольку он не только уникален сам по себе, но и чрезвычайно интересен в плане раскрытия характера Сталина как политика.
Итак, как вспоминает А. Микоян в своих мемуарах, осенью 1925 года, на заседание собрались члены ЦК, кроме тех, кто поддерживал Троцкого. В ходе этого заседания председательствующий Рыков обрушился с резкими и грубыми нападками на Зиновьева, Каменева и их сторонников в связи с книгой Зиновьева «Философия эпохи». В этой книге Зиновьев писал, что «приложил ухо к земле и услышал голос истории». В то время этот мистический (а попросту шарлатанский) способ «узнавать ход истории» вызвал целый водопад насмешек над столь неудачливым теоретиком и способствовал не росту популярности его автора как политической фигуры и его престижа как теоретика, а скорее наоборот — привел к его еще большей дискредитации. Сам Сталин неоднократно высмеивал в своих речах столь оригинальный способ познания исторических закономерностей.
Но суть дела в данном случае в другом. Зиновьев, Каменев и их сторонники в ЦК демонстративно покинули заседание и пришлось посылать делегацию, чтобы уговорить их возвратиться на заседание. «После этого заседания, — рассказывает А. Микоян, — мы зашли к Сталину. В разговоре я спросил, чем болен Рудзутак [128] , серьезна ли болезнь, так как на заседании его не было. Сталин ответил, что Рудзутак фактически не болен. Он нарочно не пошел на это заседание, потому что Зиновьев и Каменев уговаривали его занять пост Генсека. Они считали, что на этом заседании им удастся взять верх и избрать нового Генсека. По всему видно, что Рудзутак с этим согласился и не пришел на заседание, чтобы не быть в неловком положении, не участвовать в споре ни с одной, ни с другой стороной, сохранив таким образом «объективность», создать благоприятную атмосферу для своего избрания на пост Генсека как человека, входившего в состав Политбюро, а не «группировщика».
128
Я.Э. Рудзутак в то время был кандидатом в члены Политбюро, а в 1923 году после XII съезда партии входил вместе со Сталиным и Молотовым в состав Секретариата ЦК РКП(б).
Я не уверен, — отмечает далее А. Микоян, — знал ли Сталин это или предполагал. Скорее всего, предполагал такой вариант. Однако в последующем Рудзутак держался старой позиции и поддерживал Сталина, не проявляя колебаний в борьбе с оппозицией. Я не помню, чтобы Сталин когда-либо делал ему упрек по поводу его «дипломатической болезни», когда он не явился на совещание» [129] .
До конца 1927 года положение Сталина как Генерального секретаря ЦК партии нельзя было считать абсолютно прочным и незыблемым. При наличии политических сил, придерживавшихся прямо противоположных курсов в отношении важнейших вопросов экономического развития страны и внутрипартийной жизни, не исключалась возможность определенной перегруппировки сил в самом руководстве. Причем такая перегруппировка могла оказаться чрезвычайно опасной для Сталина. Ведь вопрос о замене его на посту генсека другой фигурой не был раз и навсегда снят с повестки внутрипартийной борьбы. Потенциальная угроза сохранялась, и с ней приходилось считаться, если не как с реальной, то по меньшей мере как с потенциально возможной. И такой тонкий стратег и тактик внутрипартийных политических игр, каким был Сталин, конечно, не игнорировал гипотетическую возможность подобного разворота событий. Он не был бы Сталиным — гроссмейстером внутрипартийных комбинаций — если бы исключал все вероятные и даже невероятные сценарии развития событий на политическом Олимпе в Советской стране. Отсюда железная твердость, последовательность и непримиримость ко всем своим политическим противникам, которыми характеризуется тогдашняя его линия поведения. Именно благодаря такой линии он добился в тот период доминирующего положения в руководстве. Для определения тогдашнего его места в партийной иерархии уже была неприложима классическая латинская формула «primus inter pares» — первый среди равных. Правильнее было бы сказать, что он был первым среди отнюдь не равных, ибо его позиции были уникальными. Уникальными, бесспорно. Но и пока еще могущими быть оспоренными. Это тоже бесспорно.
129
Анастас Микоян. Так было. С. 268.