Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 3
Шрифт:
Только один человек вел себя почти неприлично – это был Берия. Он был возбужден до крайности, лицо его, и без того отвратительное, то и дело искажалось от распиравших его страстей. А страсти его были – честолюбие, жестокость, хитрость, власть, власть… Он так старался, в этот ответственный момент, как бы не перехитрить, и как бы не недохитрить! И это было написано на его лбу. Он подходил к постели, и подолгу всматривался в лицо больного, – отец иногда открывал глаза, но, по-видимому, это было без сознания, или в затуманенном сознании. Берия глядел тогда, впиваясь в эти затуманенные глаза; он желал и тут быть „самым верным, самым преданным“ – каковым он изо всех сил старался казаться отцу и в чем, к сожалению, слишком долго преуспевал…
В последние минуты, когда все уже кончалось, Берия вдруг заметил меня
И далее она продолжает:
«Отец умирал страшно и трудно. И это была первая – и единственная пока что – смерть, которую я видела. Бог дает легкую смерть праведникам…
1156
Светлана Аллилуева. Двадцать писем к другу. С. 8 – 10.
Кровоизлияние в мозг распространяется постепенно на все центры, и при здоровом и сильном сердце оно медленно захватывает центры дыхания и человек умирает от удушья. Дыхание все учащалось и учащалось. Последние двенадцать часов уже было ясно, что кислородное голодание увеличивалось. Лицо потемнело и изменилось, постепенно его черты становились неузнаваемыми, губы почернели. Последние час или два человек просто медленно задыхался. Агония была страшной. Она душила его у всех на глазах. В какой-то момент – не знаю, так ли на самом деле, но так казалось – очевидно в последнюю уже минуту, он вдруг открыл глаза и обвел ими всех, кто стоял вокруг. Это был ужасный взгляд, то ли безумный, то ли гневный и полный ужаса перед смертью и перед незнакомыми лицами врачей, склонившихся над ним. Взгляд этот обошел всех в какую-то долю минуты. И тут, – это было непонятно и страшно, я до сих пор не понимаю, но не могу забыть – тут он поднял вдруг кверху левую руку (которая двигалась) и не то указал ею куда-то наверх, не то погрозил всем нам. Жест был непонятен, но угрожающ, и неизвестно к кому и к чему он относился… В следующий момент, душа, сделав последнее усилие, вырвалась из тела.
Я думала, что сама задохнусь, я впилась руками в стоявшую возле молодую знакомую докторшу, – она застонала от боли, мы держались с ней друг за друга.
Душа отлетела. Тело успокоилось, лицо побледнело и приняло свой знакомый облик; через несколько мгновений оно стало невозмутимым, спокойным и красивым. Все стояли вокруг, окаменев, в молчании, несколько минут, – не знаю сколько, – кажется, что долго» [1157] .
Кажется, картина смерти нарисована трагически-яркими мазками, и здесь нечего уже добавить.
1157
Светлана Аллилуева. Двадцать писем к другу. С. 11 – 12.
Теперь об официальных сообщениях.
В «Правительственном сообщении» от имени ЦК КПСС и Совета Министров, опубликованном только 4 марта 1953 г. сказано: «В ночь на 2-е марта у товарища Сталина, когда он находился в Москве в своей квартире, произошло кровоизлияние в мозг, захватившее важные для жизни области мозга. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Наступила потеря речи». Для лечения Сталина создается комиссия из восьми врачей – академиков и профессоров. Во главе комиссии – новый министр здравоохранения СССР Третьяков и новый начальник Лечебно-санитарного управления Кремля Куперин. В сообщении говорится, что «лечение товарища Сталина проводится под постоянным наблюдением Центрального Комитета КПСС и Советского Правительства», то есть «вредительское лечение» исключается. 5 и 6 марта выходит несколько бюллетеней о ходе болезни Сталина. Так, бюллетень, составленный 5 марта, в день смерти, и опубликованный 6 марта, сообщает: «В 11 часов 30 минут вторично наступил тяжелый коллапс, который был с трудом ликвидирован
Наконец последовал медицинский бюллетень о смерти Сталина.
В нем говорилось:
«В ночь на 2-е марта у Иосифа Виссарионовича Сталина произошло кровоизлияние в мозг (в его левое полушарие) на почве гипертонической болезни и атеросклероза. В результате этого наступил паралич правой половины тела и стойкая потеря сознания. В первый же день болезни были обнаружены признаки расстройства дыхания вследствие нарушения функции нервных центров. Эти нарушения изо дня в день нарастали; они имели характер, так называемого, периодического дыхания (дыхание Чейн-Стокса). В ночь на 3-е марта нарушения дыхания стали принимать угрожающий характер. С самого начала болезни были обнаружены также значительные изменения со стороны сердечно-сосудистой системы, а именно высокое кровяное давление, учащение и нарушение ритма (мерцательная аритмия) и расширение сердца. В связи с прогрессирующими расстройствами дыхания и кровообращения уже с 3 марта появились признаки кислородной недостаточности. С первого дня болезни повысилась температура и стал отмечаться высокий лейкоцитоз, что могло указывать на наличие очагов в легких.
В последний день болезни при резком ухудшении общего состояния стали наступать повторные приступы тяжелой острой сердечно-сосудистой недостаточности (коллапс). Электрокардиографическое исследование позволило установить острое нарушение кровообращения в венечных сосудах сердца с образованием очагов сердечной мышцы.
Во вторую половину дня 5 марта состояние больного стало особенно быстро ухудшаться. Дыхание сделалось поверхностным и резко учащенным, частота пульса достигала 140 – 150 ударов в минуту. Наполнение пульса упало. В 21 час 50 минут при явлениях нарастающей сердечно-сосудистой недостаточности Иосиф Виссарионович Сталин скончался» [1158] .
1158
«Правда». 7 марта 1953 г.
Итак земная жизнь вождя закончилась. Началась политическая жизнь после физической смерти.
Теперь остановимся на версии отравления и приведем наиболее интересные мотивации и доказательства именно такого хода событий.
Первым, кто заговорил об отравлении, когда вождь еще дышал, был его сын Василий. По словам С. Аллилуевой, брата Василия тоже вызвали 2-го марта 1953 года. Он тоже сидел несколько часов в этом большом зале, полном народа, но он был, как обычно в последнее время, пьян, и скоро ушел. В служебном доме он еще пил, шумел, разносил врачей, кричал, что «отца убили», «убивают», – пока не уехал наконец к себе.
Смерть отца потрясла его. Он был в ужасе, он был уверен, что отца «отравили», «убили»; он видел, что рушится мир, без которого ему существовать будет невозможно [1159] .
Сошлемся на такого авторитетного свидетеля, как Молотов. Писатель Ф. Чуев в одной из бесед затронул вопрос о возможном отравлении Сталина.
«По-моему, в последние годы Сталин не вполне владел собой. Не верил кругом. Я по себе сужу. А Хрущева пододвинул. Тут он немножко запутался.
1159
Светлана Аллилуева. Двадцать писем к другу. С. 160 – 161.
– По этой книжке получается, что он перестал доверять Берии.
– Я думаю, да. Он знал, что Берия пойдет на любое, чтобы себя спасти. Тот же Берия подбирал охрану фактически, а Сталин выбирал из того, что ему давали, думал, что сам все это делает. А Берия подсовывал.
– Могло быть, что они отравили Сталина, когда выпивали с ним в последний день перед болезнью?
– Могло быть. Могло быть».
И далее: «– Не отравили ли Сталина?
– Возможно. Но кто сейчас это докажет?..»