Политические сочинения. Том I. Личность и государство
Шрифт:
Совершенно очевидно, что все это подразумевает широкомасштабное растранжиривание ресурсов; очевидно, что государственные бюрократы будут иметь возможность опредлять, кто получит финансирование исследований, а кто нет, и этот выбор будет зависеть либо от произвольных условий вроде тех, которые сегодня используются при оценке кандидатов на государственную службу (этим путем вряд ли отыщешь самые незаурядные умы), либо от хороших отношений получателя гранта с конкретным государственным чиновником, отвечающего за распределение средств. Но наши сторонники государства всеобщего благосостояния, по-видимому, полны решимости поставить нас в такое положение, когда мы будем зависеть от государственной власти даже в отношении нашего будущего научного и промышленного прогресса, либо в положение, когда они по крайней мере смогут правдоподобно утверждать, что мы настолько зависимы. Далее Спенсер показывает, что тот род государственного вмешательства, который он порицает, расносилен не только ограничению частной собственности,
Молчаливо подразумеваемое предположение, лежащее в основе всех этих действий, состоит в том, что «на свою собственность, даже на ту, которую он приобрел в поте лица своего, ни один человек не имеет права иначе, как с разрешения общины, и что община может лишить его этого права в той мере, в какой она сочтет нужным. Невозможно оправдать это отобрание имущества А в пользу В иначе, как опираясь на тот постулат, что общество, как целое, имеет абсолютное право на имущество каждого из своих членов» (с. 91).
В последней главе (непосредственно перед «Послесловием») Спенсер приходит к выводу: «В прошлом функция либерализма заключалась в том, чтобы полагать пределы власти королей. Функцией истинного либерализма в будущем будет ограничение власти парламентов» (с. 129). Согласие с некоторыми аргументами «Личности и государства» Спенсера, признание проницательности многих его догадок и удивительной точности его предсказаний политического будущего, не означает, что мы разделяем его позицию целиком и полностью. Само название книги Спенсера было в некотором отношении неудачным. Фраза о «личности против государства» («Man versus the State») неявно подразумевает, что государство как таковое излишне и является злом. Государство, разумеется, абсолютно необходимо для сохранения закона и порядка, а также для содействия миру и общественному сотрудничеству. Но государство, которое узурпировало чрезмерную власть и вышло за пределы своих легитимных функций, супер-государство, социалистическое государство, перераспределительное государство, – словом, государство, по иронии неверно названное «государством благосостояния», – именно такое государство является излишеством и злом, и именно такое государство уменьшает свободу и угрожает истинному благополучию индивидуума. С другой стороны, нам нет нужды принимать «первый принцип» Спенсера (изложенный в 1850 г. в «Социальной статике») для определения функции закона и пределов государства: «Каждый человек свободен делать все, что он хочет, если он не нарушает равной свободы другого человека».
Понятая буквально, эта фраза может быть истолкована в том смысле, что бандит имеет право встать на углу с дубинкой и бить по голове всякого, кто выходит из-за этого угла, – при условии, что он признает право каждой своей жертвы делать то же самое.
Во всяком случае, принцип Спенсера, по-видимому, позволяет причинение любых взаимных неудобств, за исключением насилия. Совершенно верно, что, как указывал Локк, «целью закона является не уничтожение и не ограничение, а сохранение и расширение свободы». Но единственная краткая формула, которую мы можем использовать для описания функции закона, должна быть такой, чтобы максимизировать свободу, порядок и счастье посредством минимизации насилия, жестокости и вреда.
Точное применение всякой столь же простой формулы представляет множество трудностей и проблем. Здесь не место углубляться в них, разве что сказать, что прецедентное право, развившееся из древнего обычая и ста тысяч решений судей, решает эти проблемы веками, и в наш век юристы и экономисты продолжают уточнять эти решения.
Но Спенсер был безусловно прав в главном пафосе своего довода, который по своему существу был доводом Адама Смита и других классических либералов, что двумя неотъемлемыми функциями государственной власти являются: во-первых, защищать страну от агрессии любой другой страны, а во-вторых, защищать индивида-гражданина от агрессии, несправедливости или гнета любого другого гражданина, и всякое расширение функций государственной власти за пределы этих двух главных обязанностей следует тщательно изучать с ревнивой бдительностью.
Другая проблема, по которой мы необязательно согласны со Спенсером, заключается в том, что он полностью отвергал государственные пособия, основываясь на негибком и начетническом применении своей доктрины «выживания наиболее приспособленных». Он был совершенно прав, одобрительно цитируя отчет Комиссии закона о бедных: «…с одной стороны, мы едва ли найдем один устав, касающийся управления общественной благотворительностью, который показал бы результаты, имевшиеся в виду законодателями; наоборот, большинство из них было причиной новых зол и увеличило те, которые они должны были пресечь» (с. 73). Это суждение можно с легкостью применить с еще большей убедительностью к чрезвычайному распространению, расширению и улучшениям мер помощи в наше время.
И все же, хотя проблема помощи в бедности и несчастье не решена, мы не можем черство отрицать, что
Разумеется, большая проблема состоит в том, как обеспечить такую чрезвычайную помощь, не позволив ей выродиться в помощь постоянную; как облегчить крайние страдания тех, кто беден не по своей вине (или из-за малой вины), не поддерживая в праздности тех, кто беден в основном или полностью по собственной вине. Формулируя проблему иначе (как я сделал выше): каким образом можно смягчить расплату за неудачу или несчастье, не подрывая стимулы к усилиям и успеху? В каких именно случаях и в какой именно мере участие в разрешении этих проблем должно быть обязанностью государства? За три тысячелетия истории нигде и никакой государственной властью эта проблема так и не была решена удовлетворительным образом. Я не претендую на знание точного решения. Но двойственность проблемы облегчения страданий без разрушения стимулов должна быть четко признана и «консерваторами», и «либералами»; и, во всяком случае, выгода в том, чтобы сформулировать эту проблему откровенно и ясно.
И все же, каковы бы ни были наши сомнения или оговорки, мы в глубоком долгу у Герберта Спенсера за его распознавание оком, более зорким, чем у любого из его современников, угрозы «грядущего рабства», к которому дрейфовало государство их времени и к которому мы сегодня дрейфуем еще быстрее.
Альберт Джей Нокк
Новое рабство [6]
6
Перевод с англ. Т. Даниловой под ред. А. Куряева.
В 1851 г. Герберт Спенсер опубликовал трактат под названием «Социальная статика, или Изложение законов, обусловливающих счастье человечества» [7] . Помимо других теоретических достижений, в этом сочинении автор подробно разработал фундаментальный принцип, согласно которому общество должно строиться на основе добровольного сотрудничества, а не принудительного и не достигнутого под угрозой принуждения. Одним словом, в противоположность этатизму – принципу, лежащему в основе всех коллективистских доктрин, которые сегодня правят бал повсюду, в этом произведении утверждался принцип индивидуализма, предполагающий сведение к абсолютному минимуму власти государства над индивидом и усиление до максимума социальной власти в противоположность принципу этатизма, который стремится к обратному. Спенсер утверждает, что вмешательство государства в дела индивида должно ограничиваться наказанием преступлений против личности или собственности, признаваемых таковыми «здравым смыслом человечества» (как его называли шотландские философы) [8] , принуждением к исполнению договорных обязательств и осуществлением бесплатного и легкодоступного правосудия. За эти пределы государство выходить не должно; оно не должно накладывать на индивида дополнительных принудительных ограничений. Все, что государство может сделать в интересах общества (единственный способ, которым оно может способствовать постоянному и устойчивому благополучию общества), достигается с помощью этих чисто отрицательных (негативных) вмешательств. Позвольте ему, выйдя за их пределы, попробовать оказать содействие благополучию общества через положительное принуждение гражданина, и любое кажущееся и временное благо будет достигнуто в значительной мере за счет реального и постоянного блага.
7
См.: Спенсер Г. Политические сочинения. В 5 т. Т. II. М., Челябинск: Социум, 2014.
8
Это то, что право определяет как деяние, преступное по своему характеру (malum in se), в отличие от деяния, преступного в силу запрещения законом (malum prohibitum). Так, к примеру, классифицируются убийство, поджог, грабеж, словесное оскорбление и угроза действием; «здравый смысл» или приговор человечества практически единодушны в рассмотрении их в качестве преступлений. Тем не менее продажа виски, владение золотом и выращивание определенных культур являются примерами malum prohibitum, касательно которых такого всеобщего согласия не существует.