Политика

Гринберг Мартин

— Расскажи мне, — попросил он Дана, — о последних изоляционистских выпадах Делакруа.

Дан с завистью посмотрел на соседний столик, где ели сандвичи с соленым мясом.

— Хочу есть, — буркнул он.

— Знаю, — улыбнулся Гордиан. — Я хотел отвлечь твое внимание от пищи. Дан пожал плечами.

— Коллеги из Сената рассказывали, что он поднимал те самые вопросы, которые так интересуют тебя. Говорил о затратах на продовольственную помощь России, напоминал — между прочим, вполне справедливо — о том, что расходы по поддержанию мира в Боснии

оказались впятеро больше, чем предполагалось вначале.

Не забыл упомянуть, что русский парламент и банковская система находятся под контролем организованной преступности, а это означает, что определенный процент всех займов, которые мы выделяем России, попадет в карманы коррумпированных чиновников.

Гордиан сделал еще глоток пива.

— Что еще?

— Делакруа утверждает, что предложение президента — не что иное, как политика умиротворения, попытка выиграть уступки во время следующего этапа переговоров по ограничению стратегических вооружений и запрещения испытаний ядерного оружия с помощью леденцов вместо того, чтобы добиться успеха твердостью и отказом идти на уступки.

Гордиан заметил, что к ним направляется официант с подносом на высоко поднятой руке.

— Похоже, наши филе прибыли, — заметил он.

— Слава Богу, — отозвался Дан и развернул салфетку. — Сколько нам пришлось ждать? Гордиан посмотрел на часы.

— Ты не поверишь — целых десять минут! Они молчали, пока официант не расставил перед ними тарелки и не ушел.

Дан взялся за вилку с ножом и энергично атаковал свой бифштекс. Хор-рош-шо, — проворчал он, подражая Борису Карлоффу в фильме «Невеста Франкенштейна».

Гордиан принялся за свой ланч, давая Дану возможность отдышаться, прежде чем возобновить разговор.

— Ты рассказал мне о возражениях Делакруа против предложения президента, публично высказанных сенатором, — проговорил он наконец.
– А как относительно скрытых, оппортунистических мотивов?

Дан посмотрел на своего друга, дожевывая кусок мяса.

— Приятно слышать, какого низкого мнения ты о народных избранниках.

— За исключением присутствующих, разумеется, — улыбнулся Гордиан.

— Помнишь, как несколько лет назад Делакруа возглавил инициативу, направленную на снижение социальных дотаций? — спросил Дан.

— Разве такое забудешь? — ухмыльнулся Гордиан. — Помнится, он выставил рядом с трибуной чучело огромной свиньи, не так ли?

— Вообще-то подобное повторилось и на одной из недавних сессий. Только на этот раз это была громадная банка со сладостями. — Дан продолжал трудиться над своим бифштексом, энергично работая ножом и вилкой. — А для иллюстрации дебатов по сокращению расходов он использовал огромные механические челюсти.

— По крайней мере, он постоянно мыслит крупными категориями.

— Дело в том, — усмехнулся Дан, — что все помнят его выходки, хотя их считают грубыми и непристойными даже консерваторы. А теперь он боится, что исчезнет с первых страниц газет и с экранов телевизоров, если ничего не скажет по поводу того, что

миллионы долларов финансовой помощи и тонны продовольствия уходят к иностранцам... к тому же русским.

Гордиан покачал головой.

— Эти два вопроса никак не связаны между собой. Даже если не принимать во внимание критическую ситуацию с продовольствием в России...

— В чем некоторые сомневаются...

— Все равно это является вопросом стратегической важности для нашей страны.

Дан осушил свой бокал мартини и дал знак, чтобы ему принесли второй.

— Послушай, я вовсе не собираюсь защищать этого бультерьера из Луизианы, однако вообрази себе, что скажут политические противники Делакруа, если он поддержит программу финансовой и продовольственной помощи. Те самые люди, которые выступают за эту программу, обвинят его в лицемерии и напомнят общественности, что это тот самый сенатор, который собирался отнять бесплатные школьные ланчи у американских детей.

Гордиан снова замолчал, глядя в свою тарелку.

С того самого дня, когда Эшли дала указания его личному повару исключить из рациона своего мужа мясо — он не мог припомнить, потому ли, что оно содержит слишком много жиров или канцерогенов, а может, антибиотиков или стероидов, его ежемесячные ланчи в «Пальме» стали чем-то вроде протеста, попытки уйти из-под строгого контроля жены и питаться чем-то иным, кроме зелени, салатов, даров моря и куриных грудок. Чтобы увеличить запретное удовольствие и испытать вкус мяса со всей его полнотой холестерина, Гордиан перешел от среднепрожаренных бифштексов с кровью к почти непрожаренным, едва ли не сырым.

Раз в месяц он сбрасывал с себя цепи диеты и превращался в хищника, в волка, вонзающего свои клыки в окровавленное мясо после успешной охоты.

Сегодня, однако, у него пропал аппетит. Его бифштекс выглядел таким неприкаянным, что Гордиану захотелось извиниться перед ним.

— Два парня из моей русской группы недавно побывали в Калининграде, сказал он. — Помнишь Вайнза Скалла? Я познакомил тебя с ним не так давно.

Паркер кивнул.

— Специалист по планированию операций, — сказал он. — Эксперт. Превосходно разбирается в своем деле. Правда, он показался мне каким-то мрачным.

— Я плачу ему деньги не за красивые глаза. Никто лучше Вайнза не умеет предвидеть крупные неприятности, а он уехал из Калининграда, убежденный, что не позже чем через месяц в России начнутся голодные бунты. — Гордиан сделал паузу и показал официанту на свою пустую пивную кружку. — Двадцать лет назад, работая в канадской инвестиционной компании в Иране, Скалл почувствовал надвигающуюся опасность и посоветовал своему директору вывезти персонал из страны.

Руководство компании пришло к выводу, что его оценка политической ситуации в Иране неоправданно мрачная. Через шесть дней к власти пришел аятолла, и персонал американского посольства превратился в заложников. Скалл остался в стране, и ему удалось вывезти нескольких американских сотрудников компании.