Полковник Гуров. Компиляция (сборник)
Шрифт:
– А что, операция в самом деле была сложная?
– Операция, наверное, была сложная, только она так и не была проведена. Группа отошла с занятой позиции. Снайпер, занимавший позицию в отдалении, не был предупрежден своевременно. В рапорте Шамина указано, что вышла из строя связь. Но он понял это уже в тот момент, когда группа ушла.
– Не понимаю! – Орлов покрутил большой головой. – Мне непонятно, как можно отвести группу, даже если и были основания на это, и оставить одного бойца, даже не удосужившись получить от него сообщение, что он приказ понял?
– Да, согласен, –
– Хорошо, – остановил его генерал. – Давай подробнее, что там была за операция.
– Судя по документам, разведка получила информацию, что в Чечню тайно с группой боевиков-чеченцев и наемников-арабов направляется Магомед Евлоев. Этот Евлоев – один из ближайших помощников Басаева в те годы, он был тесно связан с арабскими наемниками, в том числе с одним из их лидеров – Абу аль Валидом. Было указано даже место, где они могли появиться. Ближайшая группа спецназа, имевшая в своем составе снайпера, была как раз из бригады внутренних войск. Более того, ее часть во главе с майором Шаминым как раз и вышла с батальоном прикрывать границу. По сведениям все той же разведки, возможны были прорывы боевиков со стороны Грузии для попыток срыва референдума в Чечне. Референдум должен был пройти 23 марта 2003 года, события развернулись в предыдущий день – 22 марта.
– Как-то все это подозрительно, – начал было Орлов, но потом махнул рукой: – Ладно, продолжай.
– Евлоева необходимо было взять, а если такой возможности не будет, то уничтожить. С таким приказом и вышла небольшая группа спецназа во главе с Шаминым, в составе которой был и Рубич. Почему, кто отменил приказ, мы выясним. А что касается Евлоева, в июне 2004 года в селе Далаково в Ингушетии он все-таки был убит при попытке задержания. Как я понял, работал он активно. По указанию Басаева, обосновался в Ингушетии, стал «эмиром» и, естественно, координировал преступную деятельность боевиков в этой республике.
– Не исключено, – вставил Крячко, – что 22 марта 2003 года его чуть не ликвидировали, но пришел приказ остановить операцию из-за того, что 23 марта в Чечне должен быть проведен общенародный референдум. Может, не хотели омрачать событие? Ведь только-только начало все успокаиваться! Хотя вполне допускаю, что под этим предлогом кто-то дал Евлоеву тогда уйти.
– И все-таки, – постучал пальцами по крышке стола Орлов, – зачем Рубичу, если Шамина убил он, светиться с этим письмом? Убил бы, и никто ничего не узнал.
– В этом что-то есть, – убежденно ответил Гуров. – Например, Рубич – не дурак и понимает, что при расследовании убийства старшего офицера, да и вообще любого человека, начнут копаться в его прошлом, выискивая тех, у кого есть мотив. В московской жизни Шамина ничего особенного не было, врагов во время службы в штабе он не имел, и Рубич мог вполне логично предположить, что, роясь в прошлом Шамина, полиция неизбежно выйдет на его историю. Мы допросим сослуживцев, они расскажут. Любой спецназовец
– Ну, может, ты и прав, – согласился Орлов. – Рубич предполагает, что его фамилия сразу попадет в список подозреваемых, и мы вполне сможем по своим каналам узнать, что он выжил и появился в Москве. Ведь где-то ему надо жить, где-то он обязательно появится, с кем-то переговорит, будет наводить какие-то справки. И мы станем его усиленно искать как основного подозреваемого.
– Вот! – Гуров торжествующе выставил указательный палец. – Теперь ты понял! А раз он так себя ведет, значит, приехал в Москву не за тем, чтобы убить Шамина. Есть какая-то более важная причина. Я уверен! Он отводит наше внимание, Петр.
Глава 3
Полковника Еременко Гуров нашел в пансионате «Сосновый бор» на берегу Оки. Бодро размахивая ракеткой, тот гонял по корту своего соперника, какого-то грузного, но удивительно подвижного мужчину. Удары по мячику сыпались с такой частотой, что Гуров невольно залюбовался игрой. Мастер! Молодец, полковник, со спортом дружит.
Когда соперники пожали друг другу руки и пошли к своим лавкам за полотенцами, Лев вышел на корт и подошел к Еременко.
– Здравия желаю, Владислав Николаевич. Полковник Гуров, Главное управление уголовного розыска.
– О как! – Еременко сделал испуганное лицо и принялся озираться по сторонам. Потом рассмеялся и протянул руку: – Извините, просто ситуация напомнила нечто из пресловутого 37-го года. Подходят в гражданском, представляются и – в черный «воронок». И больше полковника никто не увидит. Чем могу быть полезен?
– Мне хотелось с вами поговорить, Владислав Николаевич, о делах, которые имели место аж десять лет назад.
– Да-а? – удивился Еременко, вытирая шею и лицо полотенцем. – И долгий разговор? Если долгий, то прошу ко мне в номер, чайку сообразим. А то можно и в буфет, он у нас постоянно открыт.
– Может, здесь? – Гуров кивнул на пустые трехъярусные трибуны. – Тихо, на солнышке. И никто не помешает.
– Как скажете. Вы гость, вольны выбирать. Простите, ваше имя-отчество?
– Лев Иванович.
Они прошли вдоль корта, свернули к трибунам и уселись на нижних пластиковых желтых креслах. Гуров, находясь рядом с полковником, физически ощущал тяжелую ауру самоуверенности, какого-то превосходства. Не просто превосходства, а превосходства ироничного, насмешливого, снисходительного.
– Так что вам от меня нужно? – спросил Еременко.
– Информация десятилетней давности, – голосом автомата стал вещать Гуров, стараясь показать, что полковник сейчас беседует не с сыщиком, а с государственной машиной, озабоченной одной неприятной проблемой. А государственная машина всегда все проблемы решает с одинаковой тяжеловесностью. Что проблема уменьшения популяции снегирей в Курской области, что проблема катастрофического увеличения детской преступности.
– Десятилетней? – пробормотал Еременко, стараясь вспомнить, а что такого незаурядного происходило с ним десять лет назад.