Полковник Гуров. Компиляция (сборник)
Шрифт:
– Что было потом?
– Потом наступила опять очередь той молодой женщины. Но она опять отказалась и пропустила вперед Викторию Александровну. Та была ей очень благодарна. Владимир Николаевич занимался с ней тоже минут тридцать-сорок.
– А затем эта женщина пропустила вперед вас?
– Совершенно верно. Признаться, я не стал отказываться. В моем возрасте тяжеловато сидеть в очередях. Хотя что нам, пенсионерам, остается еще делать?
– С вами Владимир Николаевич долго занимался?
– Примерно столько же. Думаю, около восьми часов я был свободен. Попрощался и пошел домой.
– А скажите, Владимир Николаевич не показался вам в тот вечер озабоченным,
– Нет, абсолютно, – покачал головой Бунчуков. – Он выглядел немного усталым, но был полон оптимизма. Мне вообще не приходилось видеть его унылым или раздраженным. Он всегда старался вселить в своих пациентов уверенность и надежду. Он был очень внимателен и никогда не позволял себе отступить от этого правила. Мы все его обожали. С ним можно было разговаривать на любые темы. Это был прекрасный человек, настоящий целитель! Но простите, я отвлекся… Вы имели в виду, что у Владимира Николаевича могли быть проблемы? Мне так не показалось. Он был спокоен и уверен в себе. Как и его помощница Валентина Петровна. Нет, никакой нервозности я в них не заметил.
– Понятно, – сказал Гуров. – А на улице? Ничего не заметили необычного или странного? Может быть, кто-то посторонний заглядывал в центр, пока вы там находились? Может быть, кто-то звонил по телефону?
– Нет, все было как обычно, ничего странного, – ответил Бунчуков. – Если и были звонки, то вполне конкретные. Ну, знаете, как бывает – люди спрашивают, когда можно прийти на прием и все такое…
– Ясно. Значит, у нас с вами вырисовывается такая примерно картина… – сказал Гуров. – Около шести вечера вы приходите в центр «Квант» и оказываетесь в очереди, где перед вами находятся три женщины. Две из них вам известны, третью вы впервые видите. Эта неизвестная оказывается очень внимательной и вежливой особой и старательно пропускает вперед всех, кто ждет своей очереди. Так продолжается до тех пор, пока она не остается последней и единственной пациенткой. Вы ушли примерно в восемь часов вечера и больше уже не видели ни Гладилина, ни этой пациентки. Я правильно излагаю?
– Все так и было, – горячо согласился Бунчуков и, вторя своим мыслям, с чувством проговорил: – Понимаю, куда вы клоните, но не могу в это поверить! Такая тихая, интеллигентная женщина… Нет, просто не могу себе представить!
– И не надо, – подхватил Гуров. – Давайте будем заниматься фактами. Ход событий мы примерно восстановили. Теперь возникает следующий вопрос – вы хорошо запомнили внешность этой молодой женщины? Смогли бы ее узнать?
– На память, слава богу, я пока не жалуюсь, – самодовольно проворчал пенсионер.
– Вот и отлично. Тогда не откажите еще в одной услуге. Сейчас наши эксперты попробуют составить словесный портрет этой дамы. Справитесь?
– Почему нет? Она у меня и сейчас как на ладони.
«Только вот не помнишь ты, платье на ней было или брючный костюм, – мысленно заметил Гуров. – Но что выросло, то выросло. Будем надеяться, что общими усилиями мы что-нибудь слепим».
Общими усилиями удалось слепить не слишком много. Прочие две свидетельницы – уже упомянутая Виктория Александровна Бадаева и бывшая партийная чиновница, а ныне домашняя хозяйка по фамилии Стеклова, – припоздавшие по женскому обычаю, практически слово в слово повторили рассказ Бунчукова. Только, в отличие от него, они совершенно точно указали, что незнакомка была одета в элегантный брючный костюм серого цвета, к которому совершенно не шли туфли на низком каблуке. Причину ее необычайной вежливости женщины видели в коварном желании остаться один на один с Гладилиным. По их тону Гуров понял,
В конце концов их он тоже отправил конструировать словесный портрет, а сам наконец смог пообщаться с Крячко, который в процессе допроса был вызван кем-то из кабинета и потом долго не возвращался. Когда же он вернулся, то на его простецком лице были написаны такие досада и озабоченность, что Гуров заранее насторожился. Крячко, выражаясь словами отставника Бунчукова, также являл собой образец оптимизма, и если отходил от этого образца, значит, проблемы возникали действительно серьезные.
– Что еще? – спросил Гуров, когда, освободившись, остался с Крячко один на один.
– Знаешь, Лева, не хочу тебя расстраивать, но, кажется, нам нужно срочно ехать на Красноказарменную, – сказал Крячко.
– Что стряслось? Не хочешь же ты сказать, что у нас еще один труп? – хмуро спросил Гуров.
– Не знаю, – ответил Крячко. – Но поехать все равно придется. Сейчас позвонил старательный участковый Малюгин… Одним словом, после нашего разговора он вплотную занялся личностью доселе неизвестного ему Гладилина. Наведался к нему в квартиру… – Крячко почесал затылок.
– Ну и что дальше? – рассердился Гуров. – Не размазывай кашу по тарелке! Что в квартире?
– В квартиру он, собственно, не попал. Она закрыта. Но он утверждает, что там не все ладно.
– Что это значит – не все ладно?
– Он говорит, что нам лучше самим приехать. Это все, чего мне удалось от него добиться.
– Значит, нужно ехать, – заключил Гуров. – Ты так превознес достоинства участкового Малюгина, что не прислушаться к его загадочным словам было бы преступной халатностью. Кроме того, интуиция подсказывает мне, что нас действительно ждет крайне неприятный сюрприз. Если на этот раз убит старший Гладилин, то… нет, я даже не хочу думать на эту тему!
– И не думай! – легко сказал Крячко. – Поедем спокойно, без дерганья, без превышения скорости. Вот когда увидим собственными глазами, тогда и будем думать.
Участковый Малюгин, предупрежденный по телефону, ждал их у въезда во двор. Он был подтянут, выбрит и предельно серьезен. В левой руке он держал кожаную папку для бумаг, правой то и дело поправлял кобуру с табельным пистолетом. Гуров подумал, что пистолет наверняка идеально вычищен и смазан.
Малюгин отдал честь вышедшим из машины Гурову и Крячко и сразу же доверительно сказал:
– Согласно инструктажу, который я получил у товарища полковника, – он кивнул на Крячко, – ежедневно наблюдаю за состоянием квартиры гражданина Гладилина. Мною выявлен тот факт, что гражданин Гладилин в квартиру не входил и опять же не выходил. Опрос соседей этот факт подтверждает. Теперь мною произведен визуальный осмотр двери означенной квартиры и выявлен настораживающий факт.
– Какой именно, лейтенант? – спросил нетерпеливо Гуров, которому надоели разговорные бюрократизмы Малюгина. – Говорите нормальным языком!