Полковник Гуров. Компиляция (сборник)
Шрифт:
Тот послушно включил камеру, взяв в кадр дверь и стоящих перед ней. Чиркнув по декодеру сипасской, Крячко решительно шагнул внутрь каюты и… Никого в ней не увидел. Но закон жанра требовал бурного развития событий. Повернувшись к камере и яростно жестикулируя руками, Стас грозно оповестил:
– Леди энд джентльмены! Сейчас на ваших глазах я перерою эту каюту и найду негодяев, которые хотят разлучить меня с моей любимой! Смотрите, смотрите все!!
Режиссер, по достоинству оценив этот нестандартный актерский ход, благосклонно улыбнулся и изобразил «о’кей» пальцами правой руки. Разумеется, никаких любовников
– …А ну-ка, не здесь ли он спрятался, этот гнусный мерзавец? – мешая воедино русские и английские слова, продолжал реветь он разъяренным мастодонтом, которого цапнул за пятку саблезубый тигр.
Окончательно придя в хорошее расположение духа, режиссер радостно потирал руки – этот чудак из далекой России был настоящей находкой для такого комедийного сюжета. Однако в следующий момент он ошеломленно увидел, как русский за грудки выволакивает из душа двоих темноволосых парней в гавайских рубашках. Те, как видно, никак не ожидали подобного развития событий и совершенно не знали, как им реагировать на происходящее.
А Крячко, волоча их под объектив камеры, грозно рычал и только что не извергал из ноздрей струи раскаленного пара. Не давая опомниться этим двоим, он внезапно развел их в разные стороны и резко свел лицом к лицу. Те с воплем громко стукнулись лбами, теряя всякую возможность ориентироваться в пространстве. Воспользовавшись тем, что они на мгновение обмякли и потеряли способность сопротивляться, Стас отпустил их рубашки, но тут же схватил за уши, стиснув их своими крепкими пальцами, словно железными клещами.
Окончательно деморализованные «гавайцы» утратили всякую способность хоть как-то реагировать на этот бред наяву. Как два нелепых манекена, они стояли лицом к видеокамере, уныло дожидаясь конца этой иррациональной фантасмагории, будучи не в силах и на йоту понять сути того, что с ними происходит и как они вообще могли оказаться в подобной ситуации.
– Признавайтесь, негодяи, вы – любовники моей жены? – мотая их головы за защемленные в пальцах уши, громыхал Станислав. – Я дал клятву на кресте, что выкину за борт всякого, кто покусится на мою семью! Говорите, признавайтесь, канальи!
Учитывая то, что «гавайцы» не понимали и половины сказанного Стасом, Гуров любезно взял на себя труд перевести его сентенции на вполне понятный английский. Уразумев, что этот разъяренный тип собирается отправить их за борт только за то, что они якобы блудили с его женой, «гавайцы» совсем пали духом, начисто забыв о припрятанных под одеждой «береттах». Да и какие «беретты» могли бы тут помочь, если этот свирепый ревнивец, скорее всего, способен голыми руками порвать их на части?!
– Сэр, ноу, ноу! – хором заголосили «гавайцы», надеясь хоть как-то умилостивить это безжалостное чудовище с иерихонской трубой хриплой глотки. – Мы не любовники, мы не любовники! Нет! Нет! Мы здесь… Мы…
А вот что «мы» делали в чужой каюте, «гавайцы» не знали, как объяснить. В самом деле! Чем и как обосновать, какую безобидную причину найти тому, что они оказались не где-нибудь, а именно здесь?!
Не признаваться же в самом деле в том, что они пришли сюда вовсе не для дружеского чае– или кофепития, а для того, чтобы взять в заложники проживающих в этой каюте?! Боже, если бы они знали о том, что этот хрипатый зверь обитает на этой площади, они бы сюда не сунулись и под дулом автомата! Да этого бронтозавра наверняка и «беретта» не рискнула бы прострелить…
Режиссер, наблюдая за развертывающимся экспромт-шоу, едва не подпрыгивал от радости. За всю его карьеру еще ни разу не было более отпадного зрелища. Наконец один из «гавайцев», случайно заметив валяющийся на полу бюстгальтер Маргариты, с ликованием сообразил, какую версию можно было бы использовать.
– Сэр, хочу вам признаться, мы с другом – фетишисты! – торопливо заговорил он, понимая, что еще минута пребывания его левого уха в кошмарных живых тисках – и оно отпадет само собой. – Мы не способны вступать с женщинами в естественную связь, и нас удовлетворяет лишь обладание предметами их нижнего белья.
– Да, да, сэр, это все чистая правда! Мы не любовники вашей жены, мы собирались похитить ее белье для… фетиш-секса, – воспрянув духом, зачастил другой. – Ваша жена столь красива, что мы просто с ума сходили от страсти по ее нательным вещам. Ой! Больно же!
– Вы чего, онанисты, что ли? – недоуменно уточнил Крячко.
– А-а юу мастурбато? – тут же перевел его вопрос на английский Лев.
– Йесс! Йесс! – обрадованно подтвердили «гавайцы». – Простите нас! Мы больше никогда не посмеем проникать в вашу каюту!
– А вы ничего тут не взяли? – строго прищурился Стас. – Лев, проверь!
Гуров не спеша обшарил карманы обоих «гавайцев». При этом с ловкостью, достойной Кио, абсолютно незаметно для объектива видеокамеры, он позаимствовал «беретты» бандитов в тот момент, когда находился за их спиной. Те ощутили, как их задние карманы отчего-то вдруг стали легче пушинки, но не посмели и пикнуть по этому поводу.
– Нет, ничего не обнаружилось, – с оттенком разочарования сообщил Гуров. – Отпусти уже их…
С перекошенными лицами, стеная и охая, держась рукой за распухшие уши, один – за правое, другой – за левое, бандиты опрометью метнулись из каюты в коридор. Проводив их объективом, оператор просиял улыбкой – часто ли такое снимешь?! – и доложил своему боссу, что материал отснят отличный и его можно давать для демонстрации «вживую».
Глава 10
Телевизионщики тут же поспешили в свою студию, и уже через четверть часа на экранах телевизоров появились многим уже знакомые лица Льва Гурова и Станислава Крячко, проводивших «воспитательную работу» среди «трудных переростков». Запоздало осознав, сколь низко они сами себя опустили, «гавайцы», скрежеща зубами, сидели в своей каюте, взирая на телеэкран. Неожиданно в дверь кто-то постучал. Парни переглянулись – этот стук ничего доброго им не сулил. Скорее всего, пришел тайный помощник босса по кличке Сморщенный, которому тот поручал самые «деликатные» дела. В частности, по устранению тех, кто провалил ответственное дело да еще и засветился при этом сверх всякой меры.