Полководцы и военачальники Великой Отечественной. (Выпуск 3)
Шрифт:
Ночью армия была усилена за счет резерва командующего войсками фронта рядом полков противотанковой артиллерии и батальонов противотанковых ружей. Очевидно, противник тоже получил значительные пополнения и тщательно подготовился к наступлению. С рассветом выяснилось, что на этот раз он решил протаранить оборону 1-й танковой армии мощным концентрированным ударом.
– Что-то невероятное, товарищ командующий, противник бросил на нашем участке до семисот танков и самоходок! – доложил Катукову Кривошеий.
Это был первый случай, когда фашистское командование сосредоточивало на узком 10-километровом
Каждые четверть часа Катуков связывался с Кривошейным. Тот докладывал, что танкисты, артиллеристы, мотострелки дерутся самоотверженно, но противник наращивает удары. По всему было видно, что он во что бы то ни стало стремился прорваться к Курску, чтобы соединиться с войсками, наступавшими с севера.
За первой атакой последовала вторая, затем третья. И каждый раз противник начинал все сначала – проводил мощную авиационную и артиллерийскую подготовку, затем бросал в атаку танки и мотопехоту. В 13 часов последовала четвертая атака. На этот раз враг имел еще большее превосходство в силах. 3-й механизированный корпус стал медленно отходить. Катуков выдвинул в полосу его обороны ряд танковых и артиллерийских частей. По его вызову мощные удары по войскам противника наносила фронтовая авиация. В итоге замысел фашистского командования был сорван: врагу удалось лишь потеснить 3-й механизированный корпус.
Ночью Катуков объехал несколько соединений.
– Прут и прут! Восемь атак сегодня отбили, – доложил командир 3-й механизированной бригады подполковник А. X. Бабаджанян. – Люди на ходу засыпают.
Уже какие сутки сам Катуков или вообще не спал, или урывал на сон 2–3 часа, «досыпая» затем в машине или в бронетранспортере во время поездок по соединениям. Мозг его был папряжен до предела. Именно он, командарм, представляя целостную картину множества разгоревшихся и разгоравшихся боев, которые вела армия, видел общую тенденцию их развития, должен был направлять ее в нужное русло. Поэтому только он должен был решать, кому в первую очередь дать подкрепления, как и где использовать резервы, когда и как изменить тактику боевых действий. За всем этим – бесчисленное множество конкретных вопросов, которые также нужно было решать немедленно и одновременно.
В самом же общем плане линия Катукова состояла в том, чтобы вести жесткую оборону выгодных высот, перекрестков дорог, населенных пунктов. Это должно было резко изменить обстановку. Бои велись бы сразу во многих местах: противпик вынужден был бы дробить свои силы, разжимать свой кулак. Оборона важных в тактическом отношении пунктов должна была также лишить врага превосходства в технике и живой, силе. Она состояла как бы из двух взаимосвязанных частей – жесткой и маневренной обороны. На подходе к этим пунктам враг неизменно наталкивался на «сюрпризы»: на прицельный огонь искусно замаскированных танковых и артиллерийских засад, на внезапно возникавшие мощные танковые заслоны. Такая организация обороны позволяла наносить
События, собственно, так и развивались. Но враг наращивал удары. 8 июля накал боев и их масштабы достигли апогея. В этот день враг предпринял 12 крупномасштабных атак, поддержанных сотнями самолетов. Были критические положения: отдельные танки противника прорывались через вторую полосу обороны. В центре и на левом фланге 1-я танковая армия вынуждена была отойти на 4–5 километров. Фронт ее обороны гнулся, но не ломался. И каждый километр продвижения давался противнику ценой огромных потерь.
Ночью, обдумывая поступившие с мест донесения и другие данные, Катуков улыбнулся и, встав из-за стола, потянулся так, что захрустели кости.
– Сегодня противник пошел ва-банк. Это кульминация!
– Да, похоже, – подумав, согласился Шалин.
– А вы, Ефим Викентьевич, что думаете? – спросил Катуков Барановича.
– Все признаки за то. Думаю, что нужно усилить контратаки.
– Правильно! Пока мы контратакуем ротами, батальонами, сегодня контратаковали двумя бригадами… Михаил Алексеевич, – Катуков повернулся к Шалину, – передайте в соединения: завтра произвести контратаки более крупными силами, учитывая, конечно, конкретные условия. Если действительно противник пошел ва-банк, то резервы его иссякли. Контратаки это проверят…
Как показали дальнейшие события, Катуков правильно оценил положение: 8 июля вражеское командование бросило в атаки все свои резервы, всю авиацию.
На следующий день внешне все происходило по-прежнему: в атаки шли крупные силы вражеских танков и пехоты. И в небе продолжались жаркие схватки. Но…
– А знаешь, противник-то нервничает, – заметил Попель, просматривая вместе с Катуковым сводки из соединений.
– Вроде бы… Мечется, в ответ на наши контратаки свежих сил не ввел.
– Выходит, что сегодняшние атаки – жест отчаянья?
– Выходит, вроде… Только во что обернется нам этот жест завтра? Мы ведь тоже на пределе, – вздохнув, ответил Катуков. – Я докладывал командующему фронтом. Жду помощи.
И помощь пришла. Генерал Ватутин усилил 1-ю танковую армию 204-й стрелковой дивизией и 10-м танковым корпусом. Танковой армии был подчинен и 5-й гвардейский танковый корпус генерала А. Г. Кравченко. К утру 10 июля эти соединения заняли отведенные им участки обороны.
10 июля «жест» противника обернулся крупными атаками. Они повсеместно отбивались. Было в них что-то такое, что позволило Катукову вечером сказать Шалину:
– Нужно продержаться день-другой, и силы противника иссякнут. А мы теперь намного сильней. Крепко поддержал нас Ватутин.
– Да, второй день действуют одни и те же войска. Видимо, свежих сил у противника уже нет.
Выслушав доклады заместителей, Катуков вдруг почувствовал такую усталость, что закачался. Кое-как добравшись до избы, где жил, он, не раздеваясь, рухнул на кровать. Рано утром его с трудом растолкал адъютант.
В штабе Катукова встретил Никитин.
– Сегодня необычный день, Михаил Ефимович! – поздоровавшись, весело сказал он. – Противник-то ведет себя тихо, лишь обозначает свое присутствие.