Поллианна вырастает

Портер Элинор

— Но в Бостоне не будет ни Джимми, ни мистера Пендлетона, ни миссис Сноу. Никого из знакомых.

— Да, дорогая, но когда ты сюда приехала, ты ведь тоже их не знала.

Поллианна неожиданно заулыбалась:

— Ну конечно же, тетя Полли, я их не знала! И это значит, что в Бостоне тоже есть какой-нибудь Джимми, или мистер Пендлетон, или миссис Сноу, которые ждут, чтобы я с ними познакомилась, правда?

— Конечно, дорогая.

— Тогда я могу этому радоваться. Мне кажется, тетя, ты теперь умеешь играть в игру лучше, чем я. Я никогда не думала о людях, которые живут там и ждут, когда я с ними познакомлюсь. И к тому же их там так много! С некоторыми я уже познакомилась два года назад, когда была там с миссис Грей. Мы останавливались в Бостоне на целых два часа по дороге сюда.

Там на вокзале был человек в форме — совершенно замечательный человек; он сказал мне, где можно напиться воды. Как ты думаешь, он там и сейчас? Я хотела бы с ним повидаться. А еще там была красивая молодая дама с маленькой девочкой. Они живут в Бостоне. Так они сказали. Девочку зовут Сузи Смит. Может быть, я их встречу. Как ты думаешь, встречу? И еще там был мальчик, и еще одна дама с маленьким ребеночком — только они живут в Гонолулу, так что их я, наверное, не увижу. Но зато там будет миссис Кэрью. Кто она такая, эта миссис Кэрью? Наша родственница?

— Помилуй, Поллианна! — воскликнула миссис Чилтон, одновременно со смехом и отчаянием. — Кто же может поспеть за твоим языком, не говоря уж о мыслях, когда они перескакивают в Гонолулу и обратно в две секунды! Нет, миссис Кэрью не родня нам. Она сестра мисс Деллы Уэтерби. Помнишь мисс Уэтерби? Она работает в санатории доктора Эймса.

Поллианна захлопала в ладоши:

— Ее сестра? Сестра мисс Уэтерби? О, тогда она конечно же очень милая. Ведь мисс Уэтерби такая милая. Я ее очень полюбила. У нее такие веселые морщинки вокруг глаз и в уголках рта, и она умеет рассказывать чудеснейшие истории. Но я провела с ней лишь два месяца, так как она поступила на работу в санаторий, когда я уже поправлялась. Сначала я жалела, что она не была со мной с самого начала, но потом даже обрадовалась, потому что, понимаешь, если бы она была там с самого начала, мне было бы еще труднее с ней расстаться. А теперь, когда я буду жить у ее сестры, мне будет казаться, что я снова с ней.

Миссис Чилтон глубоко вздохнула и закусила губу.

— Но, Поллианна, дорогая, не жди, что они будут совершенно одинаковы, — решилась она, наконец, заметить.

— Но, тетя Полли, они же сестры, — возразила девочка, широко раскрыв глаза, — а сестры всегда похожи. Вот у нас в дамском благотворительном комитете были две пары сестер. Одни из них были близнецами и так друг на друга похожи, что нельзя было понять, которая из них миссис Пек, а которая миссис Джоунс, пока у миссис Джоунс не выросла на носу бородавка, а тогда уж мы, разумеется, могли сразу сказать, кто это, так как первым делом смотрели, есть ли на носу бородавка. И однажды, когда миссис Джоунс пожаловалась, что многие называют ее «миссис Пек», я сказала, что все должны смотреть на эту бородавку, так же, как я это делаю, и тогда не будут ошибаться. Но она ужасно разозлилась… то есть, я хочу сказать, была очень недовольна… кажется, ей это совсем не понравилось, хотя я не знаю почему. Я думала, она должна обрадоваться, что чем-то отличается от сестры, особенно потому, что она была председателем комитета и не любила, когда люди обращались с ней не как с председателем — не сажали на почетное место, не представляли ей гостей на церковных ужинах и все такое… Но она не обрадовалась, а потом я слышала, как миссис Уайт говорила миссис Роусан, что миссис Джоунс готова по раскаленным угольям пройти, лишь бы избавиться от этой бородавки. Но я не понимаю, как это могло бы принести пользу. Тетя Полли, разве можно избавиться от бородавки на носу, если пройти по раскаленным угольям?

— Разумеется нет, детка! Но ты способна болтать прямо-таки без умолку, особенно об этих дамах из комитета!

— Неужели? — спросила девочка огорченно. — И тебе это неприятно? Но я не хотела тебе докучать, честное слово, тетя Полли. Но даже если я надоедаю тебе такими разговорами о дамах из комитета, ты все же можешь этому радоваться, потому что, когда я думаю о них, я одновременно радуюсь, что теперь не они меня воспитывают, а моя собственная тетя. Ведь ты этому рада, правда, тетя Полли?

— Да, да, дорогая, конечно, я рада, — засмеялась миссис Чилтон и поднялась, чтобы уйти, вдруг почувствовав

себя очень виноватой оттого, что испытывает порой что-то от прежней своей досады на Поллианну за ее неизменный оптимизм.

В следующие дни, пока между заинтересованными сторонами шел обмен письмами о предстоящем пребывании Поллианны в Бостоне, сама она готовилась к этому, нанося прощальные визиты в дома своих белдингсвиллских друзей.

В маленьком вермонтском городке все уже хорошо знали Поллианну и играли в ее игру. А те немногие, кто не играл, воздерживались не потому, что не знали, в чем заключается «игра в радость». И так от дома к дому несла Поллианна весть о том, что уезжает на зиму в Бостон. И повсюду, начиная от кухни самой миссис Чилтон, где трудилась Ненси, и кончая большим серым домом на холме, где жил мистер Пендлетон, эта весть вызывала сожаления и возражения.

Ненси не побоялась сказать — всем, кроме своей хозяйки, — что считает эту поездку в Бостон сущей глупостью и что сама с радостью взяла бы Поллианну на зиму в «Перепутье» к своим родственникам, да, взяла бы, взяла бы, и тогда миссис Полли могла бы ехать в какую хочет Германию.

Джон Пендлетон сказал почти то же самое, с той лишь разницей, что не побоялся повторить это в разговоре с миссис Чилтон. Что же до Джимми, двенадцатилетнего мальчика, которого мистер Пендлетон взял в свой дом, так как этого хотела Поллианна, и которого теперь усыновил, так как сам этого захотел, — что до Джимми, он был разгневан и не замедлил это выказать.

— Только приехала и уже уезжаешь, — упрекнул он Поллианну тоном, каким обычно говорят мальчики, когда хотят скрыть то обстоятельство, что у них тоже есть сердце.

— Я здесь с самого марта. А потом, я же не останусь в Бостоне навсегда. Я уезжаю только на зиму.

— Все равно. Тебя здесь почти целый год не было. Кабы знать, что ты так сразу уедешь, пальцем бы не двинул, чтобы помочь тем, кто собирался встречать тебя из санатория с оркестрой и флагами.

— Джимми! — воскликнула удивленная и возмущенная Поллианна, а затем с некоторым высокомерием, порожденным уязвленной гордостью, добавила: — Я совсем не просила, чтобы ты встречал меня с оркестром… и потом, ты сделал целых две ошибки в одном предложении. Надо говорить «с оркестром», а «кабы знать», я думаю, тоже неправильно. «Если бы я знал» звучит лучше.

— Ну и пусть ошибки, мне все равно!

Поллианна взглянула на него с еще большим возмущением.

— Ты говорил, что тебе не все равно и сам просил прошлым летом, чтобы я тебя поправляла, потому что мистер Пендлетон хочет, чтобы ты говорил правильно.

— Если бы тебя воспитывали в приюте, где всем на тебя наплевать, а не среди целой кучи старых теток, которым нет другого дела, как только учить тебя говорить правильно, ты тоже небось сказала бы «кабы» и «с оркестрой», а то и похуже наделала бы ошибок!

— Джимми Бин! — вспыхнула Поллианна. — Мои дамы из комитета вовсе не были «старыми тетками»… то есть лишь некоторые из них были такими уж старыми, — поспешила она поправиться; ее обычное стремление к правдивости и абсолютной точности взяло верх над негодованием, — а к тому же…

— И вовсе я не Джимми Бин, — перебил ее мальчик, гордо вскинув голову.

— Не… Джимми Бин… Что ты хочешь сказать? — растерялась она.

— Я теперь усыновлен, по всем правилам. Он давно уже хотел это сделать, только, говорит, руки все не доходили. А теперь дело сделано. Меня зовут Джимми Пендлетон, а его я зову «дядя Джон»… только я еще не… привык и редко так его называю. — Он говорил по-прежнему сердито и обиженно, но на лице Поллианны уже не было и следа недовольства. Она радостно захлопала в ладоши.

— Ах, замечательно! Теперь у тебя есть настоящая семья — семья, которой не все равно… И теперь тебе не придется объяснять, что мистер Пендлетон и ты — ненастоящие родственники, ведь теперь у вас одинаковая фамилия. Я так рада, рада, РАДА !

Мальчик вдруг вскочил с каменной оградки, на которой они сидели, и зашагал прочь. Щеки его пылали, в глазах стояли слезы. Именно ей, Поллианне, он обязан всем этим огромным счастьем, которое пришло к нему так неожиданно. Он знал это. И именно ей, Поллианне, он только что сказал…