Полная гибель всерьез
Шрифт:
Далее Алексеев переходит непосредственно к анализу «строения» Советского государства. В его основе, говорит он, «лежат два принципа, которые сторонникам и идеологам советской власти представляются гармонически примиренными, на самом же деле в той форме, в какой они существуют, таят в себе глубокое противоречие. Это — принцип пролетарской демократии и принцип пролетарской диктатуры».
Следуя рекомендациям большевистских юристов, Алексеев начинает «изучение структуры советского государства с фундамента — … с самих советов, которые составляют первоначальную клетку всей советской системы». И здесь им делается важнейшее для понимания русского коммунизма наблюдение. «Советское государство в противоположность новейшим европейским демократиям отправным пунктом своим считает не отдельного активного гражданина, образующего вместе с другими гражданами неорганизованную массу народа; напротив того, советское государство отправляется от первоначально организованных ячеек граждан, именно от
Итак, в основе советской системы находились не «отдельные граждане», как это было в европейских демократиях, но — «территориальные мелкие организмы», т. е. некие коллективы. Иными словами, первоначальным атомом западного строения являлось политико-юридическое «Я», коммунистического — соответствующее «МЫ». Ну как здесь не вспомнить «МЫ-философию» С.Л. Франка, которую он совершенно справедливо полагал русским мировоззрением per se (в том смысле, что это есть альфа и омега русской религиозной философии; во всяком случае, ее главного направления) и которая довольно подробно описана нами.
Если воспользоваться языком Франка, то европейскую политическую систему следует квалифицировать как индивидуалистическую демократию, а советскую — как сверхиндивидуальную демократию. Или: «Я-демократию» и «МЫ-демократию».
Но вернемся к «территориальным мелким организмам», которые, по Алексееву, являлись первичными атомами советского космоса. «Отталкиваясь» от них, он дает формулу новой власти: «Эти первоначальные организмы объединяются … в последовательный ряд более высших единств, административно-хозяйственного характера, связанных … с некоторым территориальным базисом». В этой алексеевской формуле важнейшее — стягивание воедино административных и хозяйственных функций, административного и хозяйственного управления. Именно на этом принципе и строилась коммунистическая система. При этом, как показывает ученый, она возникла не на пустом месте. И одновременно ее становление было решением тех задач, которые не удались предшественнику Советов — царизму.
«Известное количество сельских советов объединяется в некоторое высшее целое, именуемое волостью. Эту административную единицу советский строй унаследовал от старой России — и не только петербургской, но и древней, московской. Создавшаяся главным образом в податных целях в старой Руси, волость осталась в качестве органа местного крестьянского самоуправления после реформ императора Александра Второго. Большевики связали старую волость с советской системой и подвергли ее постепенному преобразованию. В настоящее время почти во всей России волость стала территориально более крупной и получила новое название района, который по своим территориальным размерам приблизительно соответствует двум-трем старым волостям. Объединенные в волости или районы сельские советы вместе с советами городскими составляют следующую, более крупную советскую единицу — уезд, который в настоящее время пережил общую судьбу перерайонирования и укрупнения и стал называться округом. Наконец, несколько уездов образуют губернию. Губернии как административные единицы были образованы в конце XVIII века … и существовали почти без всяких значительных изменений до революции 1917 года. Уже в конце XIX в. деление России на губернии считали устарелым и, главное, искусственным, не соответствующим хозяйственным интересам страны (выделено мной. — Ю.П.). Широкий план районирования, проводимый советским правительством, стремится объединить старые губернии в более крупные административные единицы, образованные по признакам географическим, экономическим и национальным. В результате районирования губернии превращаются в край или область — высшую единицу советской административной автономии».
Подчеркнем еще раз: советское политическое строительство имело целью создать более эффективную, чем дореволюционная, систему управления страной. Важнейшим «качеством» этой системы было сплетение в тугой узел, в неразрывное единство административных и хозяйственных функций, властного и экономического «контроля и учета». Зачем, почему? Да потому, что большевики по-своему, «на свой салтык», восстановили фундаментальный принцип русской цивилизации — единство власти и собственности. Восстановили власте-собственность как основу социального порядка.
Не могу не вспомнить, как горячо протестовал против возможности, «угрозы» отделения друг от друга административного и хозяйственного начал Ю.Ф. Самарин. Будучи одним из выдающихся теоретиков и практиков великих реформ эпохи Александра II, еще в ходе подготовки освобождения крестьян (здесь он сыграл фактически первостепенную роль) Юрий Федорович резко выступил против планов, построенных «на признании отдельности административной и хозяйственной единиц крестьянского
В этих словах абсолютно точно «схвачена» суть проблемы. Крестьяне владеют — общинно, не частным образом! — землей на условиях выполнения ими определенных обязанностей по отношению к правительству. То есть власть освобождает крестьян от крепости помещикам (рабской зависимости от них), но не от крепости себе. Власть говорит крестьянам: «Владейте общинно землей, но служите мне. Я вам владение (коллективное) землей, вы мне службу»…
А вот теперь как раз самое время вспомнить концепцию «самодержавной республики», которую сформулировал на рубеже 70 — 80-х годов XIX столетия К.Д. Кавелин. Она в высшей степени важна и интересна для нашей темы сама по себе. Но есть кое-что и посущественнее этого «самого по себе». Кавелин, либерал, западник, профессор, человек рафинированной западной культуры, ярчайший представитель европеизированной петербургской цивилизации, воспроизвел в рамках этой концепции идею «первобытной», сверхиндивидуальной, «полуанархической» демократии. Идею, характерную и порожденную «Россией сущностей», а не «Россией видимостей», к которой со всеми потрохами принадлежал ученейший Константин Дмитриевич Кавелин. Не правда ли, странно? А может, и нет. И B.C. Соловьев не ошибался, пытаясь обнаружить «Русскую идею», так сказать, поверх барьеров, разделявших Россию на различные «субкультуры». И раскол нашей страны на «два враждебных склада, два враждебных направления» (по словам В.О. Ключевского) в результате петровских преобразований не коснулся «Русской идеи». И не ошибался Лев Толстой, обнаружив эссенциальное единство, одноприродность Кутузова, Наташи Ростовой, Пьера Безухова и многомиллионного крестьянского мира…
Впрочем, я уже излагал (в другой работе) эту концепцию Кавелина. Но как и в случае с С.Л. Франком, вынужден несколько повториться. С целью поместить кавелинские воззрения в контекст «Русской идеи».
В работе «Разговор с социалистом-революционером», написанной после взрыва царского поезда, в самый разгар охоты террористов на Александра II, он рисует адекватный России социально-политический строй. Ее норму, целеполагание, идею. «Русскую идею».
В чем же она, по Кавелину? В России следует построить «самодержавную республику». Это совокупность самостоятельных, автономных крестьянских общин, на вершине которой — законосовещательный Земский собор под председательством самодержавного наследственного царя. «Самодержавная республика» опирается на «самодержавный народ», т. е. население волею истории, «убереженное» (выражение Кавелина) от частной собственности. В этой «республике» нет также места конституции, парламенту, политическим партиям, конкурентной экономике и т. п. Зато реализовано «общинное единогласие под эгидой самодержавной власти». Цель «самодержавной республики» — провести в России социалистические преобразования. (Кстати, это невероятное словосочетание — «самодержавная республика» — выныривает из глубин народного сознания в 1917 г.; по воспоминаниям одного западного дипломата, солдаты на митингах требовали создания «республики во главе с царем», или «самодержавной республики».)
Очевидно: социально-политическая программа Кавелина абсолютно чужда либеральным идеям. Её «несущие конструкции» — социалистически-общинный уклад, пронизывающий страну по социальной горизонтали, и самодержавие, организующее принцип властной вертикали. Причем народ — «самодержавен», а самодержавие — «народно». Таким образом, фиксируется внутренняя, сущностная, органическая (не внешняя, не формально-юридическая) связь царя с народом и народа с царем. Это даже более чем связь; это напоминает диффузию друг в друга. По сути перед нами воплощенное всеединство. Важнейшая, подчеркну, характеристика «Русской идеи».
И все же поразительна эта идентичность уходящих в глубину истории народных представлений о власти, советского порядка и концепции либерально-западнического профессора. Разумеется, это и есть теория и практика «Русской идеи». Как сказал бы Николай Михайлович Карамзин, «в ее политическом и гражданском отношениях».
Три источника и три составные части «Русской идеи»
А теперь обратимся к сфере, весьма близкой русской мысли, но все же иной — идеологической. Русская история знает три официальные идеологии, которые вполне можно рассматривать в качестве трех различных исторических воплощений «Русской идеи» или хотя бы попыток ее сформулировать. Это — «Москва — Третий Рим», «Православие. Самодержавие. Народность» и марксизм-ленинизм. Все они хорошо изучены, и сказать о них нечто новое почти невозможно. Не будем пытаться и мы…