Полная гибель всерьез
Шрифт:
О каких ресурсах идет речь? «Материальных», вещественных. Русская Власть похитила субъектность у населения, превратив его в Популяцию. Это — теоретическое положение, вывод. А на практике? Загнав 90 % подданных в рабство, крепостничество, использовав специфику природно-климатических условий и соответствующий этой специфике тип экономики, Русская Власть «помогла» становлению передельного социума, передельной социальности. Здесь не только передельная община в деревне, но и господство принципа передельщины во всех социальных отношениях.
Власть функционировала, заражаясь энергией этого передела. Постоянный передел вещественной субстанции, происходивший в железной клетке царского деспотизма, был для Русской Власти хорошо действующим «планом ГОЭЛРО» или РАО «ЕЭС». Правы все те, кто утверждал,
Что такое реформы в России? Это ослабление (вынужденное, как правило, поражением вовне) контроля за переделом. Это разрешение тому-то и тому-то вмешиваться в этот процесс. Это — разрешение тому-то и тому-то взять сверх нормы. Реакция? Возврат к контролю. Переход на диету для объевшихся.
Что такое «смута»? Это когда передел вообще выходит из-под контроля. Когда начинают брать не по чину. Когда «брать» хотят все. Бесконтрольный и безучетный передел. Полностью предается забвению важнейший принцип Русской Власти — «учет и контроль». Далее: смута перерастает в Революцию, когда от передела вещественной субстанции происходит массовый переход к переделу Власти. Власть рвут на куски. Это — Смута, закончившаяся Революцией.
История Русской Системы — это история борьбы Русской Власти, стремящейся найти меру контроля за переделом, и Популяции, стремящейся выйти из-под этого контроля. С тем, чтобы осуществить передел по-своему. По болотниковски, разински, пугачевски и т. п. Поскольку передел по-своему при наличии Русской Власти невозможен, Популяция блокируется с теми непопуляционными, но и невластными элементами Русской Системы, которые также заинтересованы в ослаблении Русской Власти, — боярство, казачество, купечество, дворянство, интеллигенция, «третий элемент», пролетариат.
Но если смута — это период максимального ослабления Власти и Системы, так сказать, снизу и сбоку, то бывают эпохи, когда сама Власть пускает судорогу, электрошок в недра Русской Системы. Вводит новые правила, порождает новых игроков, придает новое обличье. И самое главное — вводит новые условия передела. При этом ужесточая свой контроль. Это — Петр Великий. Это — революция сверху. Это — обновление власти и условий передела в пользу власти.
Сегодня мы переживаем совершенно новое время в русской истории. У Власти больше нет «социального ресурса». Передельный тип общества, социальности сохранился, а вещественной субстанции, годной для передела, достаточной для передела, нет. Вернее, она есть, но для сравнительно узких групп. И эти группы делиться ни с кем не хотят и не будут. Для общесоциального передела больше объекта нет. «Материя исчезла». Помните испуг Ильича? Исчезновение материи для передела такой же кошмар русской истории, как война на два фронта — германской.
И вот Власть может опираться только на себя, на свою энергию, на свой ресурс. Голая Власть, Власть от Власти. Власть — реализовавшая свой идеальный тип. Замерзающие, без электричества Дальний Восток и Сибирь — это, помимо человеческой трагедии — что главное, образ русской власти образца нового столетия.
Путин не случайная фигура. Или наоборот — абсолютная случайность. Ни один из нынешних политиков не олицетворяет одновременно Власть, Популяцию и Лишнего человека. Путин — точка пересечения или — точнее — точка сбирания, точка, до которой сократилась Русская Система из всех трех своих «углов». Он и биографически принадлежит всем трем элементам Русской Системы (неожиданно обнаруживается «общее» с Лениным. Да еще какое!).
Он — Власть с лицом и реформатора, и реакционера, поскольку у него нет ресурса. То есть выбора. То есть свободы. То есть субъектности.
И при этом голодный передельного типа социум. Завязка новой исторической драмы.
Не забудем этот вывод.
* * *
И поговорим на волнующую (меня) и ключевую (для меня) тему: о передельном par exellence характере русской социальности.
Об этом, к примеру, свидетельствуют судьбы и социализма, и либерализма в нашей стране. Заметим, что социалистическую по сути форму организации хозяйственной жизни мы взяли у нашего соперника в Первой (горячей) мировой войне. Соперника, превзошедшего
17 мая 1921 г. в Париже состоялся съезд представителей русской промышленности и торговли. На нем с лекцией выступил П.Б. Струве. Он подводил первые итоги большевицкого хозяйствования. «…Содержанием коммунистической революции была неслыханная в мировой истории грандиозная экономическая реакция». Далее Струве весьма красочно показал, как происходила деградация русской экономики. Но для нас, нашей темы сейчас важнее не вопрос о путях и способах удушения в России живой хозяйственной жизни, а констатация факта реакционности экономической политики ленинцев. Сутью этой реакции, этой деградации Петр Бернгардович верно полагал «натурально-хозяйственный характер» новой системы.
Да, впоследствии большевикам удалось создать по-своему мощную и по-своему эффективную экономику. «Натуральную» громадину. Вырванную из контекста мировых хозяйственных связей. Замкнутую в себе и на себе. Обреченную на развал и гибель при соприкосновении с экономикой современного типа.
И в этой же самой лекции Струве формулирует еще несколько принципиальных для понимания русского XX в. выводов. «Необходимо вообще отметить, что советский коммунизм в некоторых отношениях есть прямой наследник того, что принято называть военным хозяйством, военным социализмом или военным регулированием. При этом мы можем отметить следующее любопытное соотношение. Субъективно-психологически новейший расцвет социалистических (коммунистических) настроений и идей во всем мире связан, конечно, с фактом регулирования хозяйства во время войны в интересах ее экономического обеспечения. Но объективно-экономически, не в формальном, а в существенном отношении военный социализм не имеет ничего общего ни с тем социализмом, который предполагался марксистской теорией, имеющим неизбежно родиться из капиталистического процесса, ни с тем синдикатским или картельным регулированием промышленности, которое на самом деле из него рождалось. Военный социализм регулировал большую или меньшую скудость, вызванную специальной временной причиной, войной, призван был бороться с недопроизводством. Программно-исторический, научный социализм марксизма, наоборот, мыслился регулирующим не скудость, а обилие, призывался перебороть именно перепроизводство … Экономическая бессмысленность и историческая нелепость русского коммунистического (социалистического) опыта состоит … в том, что для него, как хозяйственной системы, отсутствует самая основная экономическая предпосылка, из которой вообще выросла вся марксистская организационно-экономическая идея социализма, как могильщика и наследника капитализма: производственное обилие, созданное самим же капитализмом».
Итак, русский коммунизм использует социалистический инструментарий хозяйствования для регулирования скудости вещественной субстанции. А не изобилия, к чему этот инструментарий предназначался социалистической теорией и в известном смысле оправдал это свое предназначение в только что ушедшем от нас столетии. Но где оправдал? Там, где и родился, — на Западе. Когда это требовалось, антикоммунистический Запад применял для лечения и пестования своего хозяйства социалистически-социал-демократическо-лейбористское средство. Другое дело, что это средство не было единственным.
Следовательно, большевизм (русский коммунизм или одна из трех главных — наряду с эсеро-народничеством и меньшевизмом — форм русского социализма) есть способ регулирования скудости вещественной субстанции.
В этой же парижской лекции Струве квалифицировал коммунистический тип хозяйствования как «паразитарно-хищнический»: «Если брать процесс, совершившийся в России, исторически, то следует признать, что коммунистическое хозяйство, сменившее хозяйство капиталистическое — довоенное и военное, явилось по отношению к ним чистейшим паразитом-хищником. Коммунизм … жил на счет капиталистического и, в частности, военно-капиталистического хозяйства, на счет накопленных им запасов».