Полная история государства Российского в одном томе
Шрифт:
[1456 г.] В то время умер в монашестве Князь Рязанский Иоанн Феодорович, внук славного Олега, поручив осьмилетнего сына, именем Василия, и дочь Феодосию Великому Князю. Сия доверенность была весьма опасна для независимости Рязанского Княжения: Василий Темный, желая будто бы лучше воспитать детей Иоанновых, взял их к себе в Москву, но, послав собственных Наместников управлять Рязанью, властвовал там как истинный Государь.
Властолюбие его, кажется, более и более возрастало, заглушая в нем святейшие нравственные чувства. Внук славного Владимира Храброго, Василий Ярославич Боровский, шурин, верный сподвижник Темного, жертвовал ему своим владением, отечеством; гнушаясь злодейством Шемяки, не хотел иметь с ним никаких сношений; осудил себя на горькую участь изгнанника, искал убежища в земле чуждой и непрестанно мыслил о средствах возвратить несчастному слепцу свободу с престолом. Какая вина могла изгладить память такой добродетельной заслуги? И вероятно ли, чтобы Ярославич, усердный друг Василия, сверженного с престола, заключенного в темнице, изменил ему в счастии, когда сей Государь уже не имел совместников и властвовал в мирном
[1458–1459 гг.] Присвоив себе Удел Галицкий, Можайский и Боровский, Василий оставил только Михаила Верейского Князем Владетельным; других не было, внуки Кирдяпины, несколько лет правив древнею Суздальскою областию в качестве Московских присяжников, волею или неволею выехали оттуда. Уже все доходы Московские шли в казну Великого Князя; все города управлялись его Наместниками. Одна Вятка, быв частию Галицкой области, не хотела повиноваться Василию: жители ее, как мы видели, помогали Юрию, Шемяке, Косому и за несколько лет до того времени сами собою выжгли Устюжскую крепость Гледен. Князь Ряполовский, посланный смирить Вятчан, долго стоял у Хлынова и возвратился без успеха: ибо они задобрили Воевод Московских дарами. В следующий год пошло туда новое сильное войско с Великокняжескою дружиною, со многими Князьями, Боярами, детьми Боярскими; присоединив к себе Устюжан, взяло городки Котельнич, Орлов и покорило Вятчан Государю Московскому. Однако ж дух вольности не мог вдруг исчезнуть в сей народной Державе, основанной на законах Новогородских. Василий удовольствовался данию и правом располагать ее воинскими силами.
Любя умножать власть свою, он еще не дерзал коснуться Твери, где Князь Борис Александрович, сват его, скончался независимым (в 1461 году), оставив престол сыну, именем Михаилу. – Василий не теснил более и Новогородцев и дружелюбно гостил у них (в 1460 году) около двух месяцев, изъявляя милость к ним и Псковитянам, которые прислали ему в дар 50 рублей, жаловались на Немцев и требовали, чтобы он позволил Князю Александру Черторижскому остаться у них Наместником. Василий согласился; но Черторижский сам не захотел того и немедленно уехал в Литву. Псковитяне желали иметь у себя Василиева сына, Юрия: отпущенный родителем из Новагорода, сей юноша был встречен ими с искреннею радостию и возведен на престол в храме Троицы; ему вручили славный меч Довмонта: Юрий взял его и клялся оградить им безопасность знаменитого Ольгина отечества. Надлежало отмстить Ливонским Немцам, которые, утвердив мир с россиянами на 25 лет, сожгли их церковь на границе. Но дело обошлось без войны: Орден требовал перемирия, заключенного потом с согласия Великокняжеского на пять лет в Новегороде, куда приезжали для того Послы Архиепископа Рижского и Дерптские; а Князь Юрий вслед за родителем возвратился в Москву, получив в дар от Псковитян 100 рублей и вместо себя оставив у них Наместником Иоанна Оболенского-Стригу.
[1455–1461 гг.] Нет сомнения, что Василий в последние годы жизни своей или совсем не платил дани Моголам, или худо удовлетворял их корыстолюбию: ибо они, несмотря на собственные внутренние междоусобия, часто тревожили Россию и приходили не шайками, но целыми полками. Два раза войско Седи-Ахметовой Орды вступало в наши пределы: Воевода Московский, Князь Иван Юрьевич, победил Татар на сей стороне Оки, ниже Коломны; а сын Великого Князя, Иоанн, мужественно отразил их от берегов ее: после
Василий еще не достиг старости: несчастия и душевные огорчения, им претерпенные, изнурили в нем телесные силы. Он явно изнемогал, худел и, думая, что у него сухотка, прибегнул ко мнимому целебному средству, тогда обыкновенно употребляемому в оной: жег себе тело горящим трутом; сделались раны, начали гнить, и больной, видя опасность, хотел умереть Монахом: ему отговорили. Василий написал духовную: утвердил Великое Княжение за старшим сыном, Иоанном, вместе с третию Московских доходов (другие же две отказал меньшим сыновьям); Юрию отдал Дмитров, Можайск. Серпухов и все имение матери своей, Софии (которая преставилась Инокинею в 1453 году); третиему сыну, Андрею Большому, Углич, Бежецкий Верх, Звенигород; четвертому, именем Борису, Волок Ламский, Ржев, Рузу и села прабабы его, Марии Голтяевой, по ее завещанию; Андрею Меньшему Вологду, Кубену и Заозерье; а матери их Ростов (с условием не касаться собственности тамошних Князей), городок Романов, казну свою, все Удельные волости, которые бывали прежде за Великими Княгинями, и все, им купленные или отнятые у знатных изменников (что составляло великое богатство); сверх того клятвою обязал сыновей слушаться родительницы не только в делах семейственных, но и в государственных. Таким образом он снова восстановил Уделы, довольный тем, что Государство Московское (за исключением Вереи) остается подвластным одному дому его, и не заботясь о дальнейших следствиях: ибо думал более о временной пользе своих детей, нежели о вечном государственном благе; отнимал города у других Князей только для выгод собственного личного властолюбия; следовал древнему обыкновению, не имев твердости быть навеки основателем новой, лучшей системы правления, или единовластия. Всего страннее то, что Василий в духовном завещании приказывает супругу и детей своих Королю Польскому, Казимиру, называя его братом. Оно подписано Митрополитом Феодосием, который за год до того времени был поставлен нашими Святителями из Архиепископов Ростовских на место скончавшегося Ионы. – Василий преставился на сорок седьмом году жизни [17 марта 1462 г.], хотя несправедливо именуемый первым Самодержцем Российским со времен Владимира Мономаха, однако ж действительно приготовив многое для успехов своего преемника: начал худо; не умел повелевать, как отец и дед его повелевали; терял честь и Державу, но оставил Государство Московское сильнейшим прежнего: ибо рука Божия, как бы вопреки малодушному Князю, явно влекла оное к величию, благословив доброе начало Калиты и Донского.
Кроме междоусобия, Государствование Темного ознаменовалось разными злодействами, доказывающими свирепость тогдашних нравов. Два Князя ослеплены, два Князя отравлены ядом. Не только чернь в остервенении своем без всякого суда топила и жгла людей, обвиняемых в преступлениях; не только россияне гнусным образом терзали военнопленных: даже законые казни изъявляли жестокость варварскую. Иоанн Можайский, осудив на смерть боярина, Андрея Дмитриевича, всенародно сжег его на костре вместе с женою за мнимое волшебство. Москва в первый раз увидела так называемую торговую казнь, неизвестную нашим благородным предкам: самых именитых людей, обвиняемых в Государственных преступлениях, начали всенародно бить кнутом. Сие унизительное для человечества обыкновение заимствовали мы от Моголов.
Суеверие и нелепые понятия о случаях естественных господствовали в умах, и летописи сего времени наполнены известиями о чудесных явлениях: то небо пылало в огнях разноцветных, то вода обращалась в кровь; образа слезили; звери переменяли свой вид обыкновенный. В 1446 году января 3, по баснословному сказанию Новогородского Летописца, шел сильный дождь и сыпались из тучи на землю рожь, пшеница, ячмень, так, что все пространство между рекою Мстою и Волховцем, верст на пятнадцать, покрылось хлебом, собранным крестьянами и принесенным в Новгород, к радостному изумлению его жителей, угнетаемых дороговизною в съестных припасах.
Сей же Летописец, изображая тогдашние несгодья своей отчизны, причисляет к оным и перемену в деньгах. Посадник, Тысячский и знатные граждане, избрав пять мастеров, велели им перелить старую серебряную монету и вычитать за труд по деньге с двух гривен; а скоро отменили и старые рубли, или куски серебра, к великому огорчению народа, который долго волновался и кричал, что Правительство, подкупленное монетчиками, старается единственно дать им работу, не думая об его убытке. Несколько человек, оговоренных в делании подложной монеты, утопили в Волхове; других ограбили.
Мы описали святые подвиги Стефана Пермского, который водворил Христианство на берегах северной Камы: преемниками его в Епископстве сей еще малоизвестной страны были Исаакий и Питирим, ревностные наставники и благотворители тамошних обитателей. Дикие народы соседственные, омраченные тьмою идолопоклонства, возненавидели новых Христиан Пермских и тревожили их своими набегами: так Князь Вогуличей, именем Асыка, с сыном Юмшаном приходил (в 1455 году) воевать берега Вычегды и, вместе с другими пленниками захватив Епископа Питирима, злодейски умертвил сего добродетельного святителя. – Здесь в первый раз упоминается о Вогуличах в деяниях нашей Истории.
В сие время был основан знаменитый монастырь Соловецкий, на диком острове Белого моря, среди лесов и болот. Еще в 1429 году благочестивый Инок Савватий водрузил там крест и поставил уединенную келию; а Св. Зосима, чрез несколько лет, создал церковь Преображения, устроил общежительство и выходил в Новегороде жалованную грамоту на весь остров, данную ему от Архиепископа Ионы и тамошнего Правительства за осмью свинцовыми печатями. Как в иных землях алчная любовь к корысти, так у нас Христианская любовь к тихой, безмолвной жизни расширяла пределы обитаемые, знаменуя крестом ужасные дотоле пустыни, неприступные для страстей человеческих.