Полночная чума

Кайзер Грег

— Что вы делаете? — в его голосе не было даже нотки страха. Нет, он просто зверюга, коль сумел выжить, побывав в лапах у Адлера.

— Забираю антибиотик, — ответил Волленштейн.

Похоже, что англичанин его не понял.

— Лекарство. От чумы, — пояснил он, щелкнув медными замками чемоданчика.

— Лекарство? — негромко, но четко переспросил англичанин. — Так, значит, этот идиот был прав? И болезнь можно лечить? В таком случае оно нам тоже пригодится.

Ствол револьвера слегка покачнулся — это англичанин знаком велел Волленштейну отойти от холодильника.

Тот послушно перешел через всю комнату к столу. Впрочем, что еще ему оставалось?

Верный вальтер лежал в кармане, и к тому же не с той стороны, потому что в правой руке он сейчас держал саквояж.

— Верно, оно вам пригодится, — произнес он. «Более чем», — добавил он про себя, понимая, что англичане готовы на все, лишь бы заполучить антибиотик в свои руки. Он же нужен им — нужен со своим опытом, со своими знаниями, с тем, что сейчас лежало в его саквояже. Им ничего другого не останется, как даровать ему жизнь, несмотря на то что свои эксперименты он проводил против них.

Он не просто передаст им содержимое ящика номер 211. Когда они будут на летном поле, он поднимет в воздух оба самолета — и «мессершмитт», и «юнкерс». И пусть ради спасения собственной шкуры он вынужден бежать в Англию, он успеет провести свой последний эксперимент. Самолеты распылят возбудителей чумы — пусть не над берегом, потому что тот еще пуст, а над каким-нибудь городом, как он и планировал раньше. И вот тогда англичанам понадобится и он сам, и его бесценный препарат номер 211.

— Дайте мне ваш чемодан, — произнес англичанин и вновь выразительно поводил дулом нагана.

— Ни за что, — ответил Волленштейн.

Саквояж был его паспортом, его билетом в новую жизнь.

— Мы должны доверять друг другу, герр доктор, — сказал англичанин. — Нам обоим нужно одно и то же. В Англии.

Интересно, о каком доверии можно говорить, когда в лицо вам смотрит наган, подумал Волленштейн.

— Отдайте мне ваш саквояж, — повторил свое требование англичанин.

Волленштейн покачал головой.

— Нет. К тому же то, что вам нужно, находится у меня вот здесь, — с этими словами он постучал по виску указательным пальцем. — А отнюдь не здесь, — и он для выразительности тряхнул саквояжем, чтобы флаконы звякнули друг о друга.

Они с англичанином уставились друг на друга — Уикенс, зажав в здоровой руке русский револьвер, Волленштейн со своим саквояжем. В следующее мгновение входная дверь негромко скрипнула, словно старое дерево на ветру. Волленштейн тотчас насторожился. Как, впрочем, и англичанин, потому что он с удивительной легкостью встал со стула и заковылял к стене рядом с дверью.

Задвижка на сантиметр опустилась вниз, остановилась, и дверь распахнулась. В результате англичанин скрылся за дверью, как за ширмой, зажатый между ней и стеной. В помещение вошла пара эсэсовцев, один — в каске, другой — в пилотке, причем такой чистой, что Волленштейн решил, что она никогда не бывала за стенами казармы. У первого в руках был пистолет-пулемет, у второго — винтовка.

— Вот вы где, — произнес первый эсэсовец с плоским славянским носом.

Волленштейну

стоило немалых усилий не смотреть на дверь.

— Нам приказано вернуть вас в дом, — с сильным акцентом произнес первый, обладатель славянской внешности.

— Я еще должен найти кое-какие документы, — ответил Волленштейн. Главное — оттянуть время, чтобы англичанин успел что-то предпринять. Увы, секунды шли, но ничего не произошло. Что-то здесь не так, подумал Волленштейн.

— Нам ничего не говорили ни про какие бумаги. Только прийти за вами и за англичанином, — продолжал хриплым голосом эсэсовец. — Кстати, где он, этот ваш англичанин?

— Он отнял у меня пистолет и скрылся.

— Скрылся? Это в таком-то виде? — удивился второй эсэсовец, тот, что в пилотке и помладше. — Мне показалось, что он не в состоянии передвигаться без посторонней помощи.

Голос его, под стать внешности, был высоким и юным.

В следующий миг в двери за его спиной возникла дыра, а он сам рухнул на пол. Лишь тогда Волленштейн услышал звук выстрела. Старший эсэсовец мгновенно обернулся и в результате получил пулю не в спину, а в грудь. Из отверстий в двери, отверстий, которых там раньше не было, вился дымок. Эсэсовец издал булькающий звук, рука, державшая пистолет-пулемет, разжалась, и оружие с лязгом упало на пол, как, впрочем, и его владелец. Из окровавленного лица торчали щепки.

Свободной рукой Волленштейн потянулся за пистолетом и уже было поднял его с пола, когда дверь резко вернулась на место и из-за нее показался англичанин. Вернее, сначала его наган, а потом и он сам. Еще один выстрел, сквозь каску, и стонущий на полу эсэсовец затих.

Покончив с эсэсовцем, англичанин расплылся в настоящей улыбке, а не в своей обычной, одними губами. Тяжело дыша, он шагнул к Волленштейну.

— Вот видите, доктор, — произнес он. — Главное — доверие. — И он посмотрел Волленштейну в глаза. — В мои планы не входит бросать или убивать вас. Разве что в самом крайней случае. А так — нет.

Уикенс умолк, явно ожидая какого-то ответа.

Назад дороги нет, подумал Волленштейн, глядя на мертвого эсэсовца.

Он подошел к ближайшему верстаку, включил газовую горелку, разжег ее при помощи кремниевой зажигалки и поднес к пламени листок коричневой бумаги. Тот мгновенно вспыхнул, уголки начали сворачиваться и осыпаться пеплом, затем пламя сделалось сильнее, и тогда он бросил горящий листок на сваленные грудой на полу папки. Те загорелись не сразу, однако вскоре их уже лизали огненные языки, и один, как будто осмелев, добрался даже до ножки верстака.

Закинув за плечо автомат, Волленштейн одной рукой обхватил англичанина за талию, и они вместе направились к летному полю.

Глава 22

Бринк нашел отверстие в живой изгороди и протиснулся сквозь низкорослый кустарник. После чего придержал колючие ветки, давая Аликс возможность пролезть на другую сторону. За ней на поле выбрались и остальные, Эддисон со своими парашютистами и, наконец, Кирн.

— В какую сторону? — спросил Эддисон.