Полночная страсть
Шрифт:
— Конечно!
Антония растерянно моргнула, пытаясь сдержать слезы. Неужели это не сон? Она давно оставила мечту примириться с семьей. Раздумывая о будущем, она и представить себе не могла, что брат разыщет ее и дарует прощение.
— В самом деле? — недоверчиво переспросила она.
— Да.
Генри улыбнулся так широко, что теперь Антония не могла усомниться в его искренности. Эта до горечи знакомая улыбка сделала его моложе, несмотря на усталость. На мгновение Антония вновь увидела перед собой не взрослого мужчину, а мальчишку, с которым вместе
Она не могла бы сказать, кто первым раскрыл объятия, просто в следующее мгновение они уже стояли, крепко обняв друг друга. И хотя Антония твердила себе, что выплакала все слезы, из груди ее вырвались рыдания. Пережитые страхи, горечь и сожаление, а теперь и это неожиданное благословение сломили броню, которой она себя окружила. Десять лет она чувствовала себя отверженной, страдая от безысходного одиночества, а теперь узнала, что все эти годы брат не переставал любить ее.
— Я по-прежнему не могу поверить, — отстранившись, произнесла она сдавленным голосом.
Антония смущенно вытерла глаза, но слезы все текли по ее щекам, не желая останавливаться.
— Я тоже. — Обняв Антонию за плечи, Генри повернулся к Демаресту, который отступил к окну, чтобы не мешать встрече брата с сестрой. — Благодарю, что предоставил ей кров. Но почему, ради всего святого, ты не сказал мне, что Антония у тебя? Не могу понять.
— Я дал слово держать это в тайне. — На губах Демареста мелькнула улыбка. — Ваш отец, простите меня за прямоту, был твердолобым педантом. Я знал, что он никогда не смягчится.
— Отец так и не раскрыл правду, даже на смертном одре, — гневно бросил Генри, крепче прижимая к себе сестру. — Слава Богу, у мерзавца Бентона вдруг проснулась совесть: он написал мне, что Антония жива. Когда я прочитал письмо, меня охватил ужас. Страшно представить, что пришлось вынести моей сестре без поддержки семьи.
— Но семья поддержала ее, — возразил Демарест с ноткой высокомерия в голосе.
— И я всегда буду благодарна тебе за это, — поспешно проговорила Антония, не в силах избавиться от мысли, что с Элоизой Чаллонер, чья трагедия напоминала ее собственную, судьба обошлась более жестоко.
Антония не могла угадать настроение кузена. Казалось, он искренне рад за нее, но в движениях его сквозила настороженность. Должно быть, он понял, что появление Генри означает перемену в жизни Антонии, а возможно, и в его собственной. По крайней мере, теперь кузина не скоро даст ему ответ.
Демарест подошел к буфету и наполнил бокалы бренди.
— Еще довольно рано, но всем нам не повредит глоток спиртного.
Антония дрожащей рукой взяла бокал. Много лет назад она задавила в себе последнюю надежду на примирение с семьей. Было слишком поздно просить прощения у матери. А отец никогда не простил бы ее. Но теперь Господь послал ей брата. И брат не питал к ней ненависти.
Голова у нее кружилась, колени подгибались.
Генри повернул к себе сестру:
— Я хочу, чтобы ты вернулась домой.
Антония недоверчиво нахмурилась. Может, она ослышалась?
— Ты уверен? Может
И все же, несмотря на сомнения, в душе ей отчаянно хотелось вернуться в Блейдон-Парк. В родные, любимые места. Вернуться к жизни леди Антонии Хиллиард. К жизни без маски, без лжи и притворства.
Эта новая жизнь помогла бы ей вновь обрести силы после предательства Рейнло. Жестокий обман и вероломство маркиза больно ранили ее. Даже чудесное появление Генри не могло смягчить эту боль.
Бегство в Блейдон-Парк давало ей хрупкую надежду на исцеление. Мысль о доме всегда манила ее, как тихая музыка тёплым летним вечером. Антония замерла, не в силах поверить своему счастью. Волна благодарности затопила ее, к глазам подступили слезы.
— Если разгорится скандал, мы это выдержим. — Генри допил бренди. Казалось, пересуды нисколько его не волнуют. — Я нашел наконец свою сестру. И я не откажусь от нее.
— А если Джонни начнет распускать слухи?
— Сомневаюсь, — заметил Демарест. — Может, Бентон и болван, но даже он должен сообразить, что та давняя история не делает ему чести.
— Пусть себе болтает, — равнодушно пожал плечами Генри. — Бентон не вправе диктовать мне, как себя вести. Это ничтожество не заставит меня изменить решение.
Антония неожиданно поняла, что Генри в самом деле изменился, стал сильнее. В отличие от сестры, сызмальства умевшей настоять на своем и не раз открыто бросавшей вызов родителям, ее старший брат никогда не был бунтарем. Увлеченный наукой, далекий от мирских соблазнов, он превыше всего ценил покой и предпочитал проводить свои дни в уютной тишине библиотеки. Но за минувшие десять лет Генри научился бороться и добиваться желаемого. Он поднял бокал в безмолвном приветствии, на лице его читалась непреклонная решимость.
Антония пыталась почерпнуть мужество в его уверенности, однако горестные события последних дней сломили ее. Она прошла сквозь бурю страсти, ярости, опасности и горечи. Теперь перед ней открывалась новая жизнь. Или, возможно, возвращение к старой жизни, утраченной, как ей казалось, навсегда.
Антония не испытывала радости: слишком велико было ее смятение, — но благодарность к брату согревала ей сердце. Впервые за долгие годы она вправе была сама решать свою судьбу. Ей едва верилось, что это не сон, что она вновь обрела семью. Возможно, возвращение домой, в Нортумберленд, под именем Антонии Хиллиард поможет ей сложить воедино хрупкие осколки разбитого сердца.
Глава 31
Чистый прохладный рассвет обещал надежду и обновление.
«Ложь, все это ложь», — устало прошептал Рейнло.
Запрокинув голову, он посмотрел на небо. Бледно-голубое, как глаза Антонии.
Воспоминания, словно отточенный нож, вспороли ему душу. Рейнло на мгновение зажмурился от боли. Открыв глаза, он увидел пару лебедей, паривших в воздухе у него над головой. Сердце его взволнованно забилось, несмотря на отчаяние, ледяными пальцами сжимавшее горло.