Полночное возвращение

Эдриан Лара

— Я его себе не выбирала. Это безумие времен хиппи, рок-фанатов и всяких там защитников окружающей среды. — Мужчина никак не отреагировал на ее объяснение, просто смотрел на нее из-под густых черных бровей. Вероятно, он ее не понял. Казалось, он никогда не слышал о поп-культуре, все это каким-то чудесным образом прошло мимо него, словно он был занят куда более важными делами. — Мама назвала меня Дилан в честь Боба Дилана. Слышал о таком? В молодости она была от него без ума. Мои братья тоже были названы в честь музыкантов: Моррисон и Леннон.

— Забавно, — усмехнулся мужчина.

—

Ну, могло быть и хуже. Это же были безумные семидесятые, и я вполне могла получить куда более замысловатое имечко, например Клэптон или Гарфанкел.

Мужчина не засмеялся, а только пристально смотрел на нее своими карими глазами.

— Имя очень важно. Оно формирует мир ребенка, а потом и всю его дальнейшую жизнь. В имени должен быть заложен глубокий смысл.

Дилан недоверчиво посмотрела на него.

— И это говорит человек по имени Рио? Да, я слышала, как тебя называл твой немецкий друг,— добавила она, в ответ на его прищуренный взгляд. — Если хочешь знать мое мнение, это не намного лучше Дилан.

— Меня не интересует твое мнение. К тому же оно только часть моего имени.

— А как оно полностью звучит? — спросила Дилан с искренним интересом, это не было попыткой выудить как можно больше информации о похитителе.

Она смотрела на него — наполовину обезображенное, но красивое лицо, мускулистое тело под дорогой одеждой — и действительно хотела знать о нем больше: его имя, секреты, которых у него наверняка было много. Он представлял собой загадку, которую ей хотелось разгадать. Дилан не могла не признать, что интерес к нему не был связан ни с пещерой, ни со статьей, ни даже с ее собственной безопасностью.

— Я просмотрел твою почту, — сказал он, не ответив на ее вопрос, впрочем, как она и ожидала, — Я знаю, что ты отправила снимки пещеры нескольким людям, включая твоего работодателя, — Он спокойно назвал имя ее босса, затем имена ее спутниц и, наконец, имя ее матери, — Нам не составит большого труда разыскать их, но, думаю, все будет гораздо быстрее, если ты сообщишь мне их адреса и места работы.

— Даже не рассчитывай, — ощетинилась Дилан, возмущенная тем, что в ее личной переписке бесстыдно рылись. И несмотря на то что Дилан была заинтригована этим мужчиной, она не собиралась выдавать ему и его сообщникам своих знакомых и близких. — Если я создала тебе проблему, разбирайся со мной и не жди, что я втяну в эту историю кого-то еще.

— Ты уже втянула, — произнес он с мрачно-непроницаемым выражением лица.

И от этой убийственно-спокойной констатации факта, в которой слышалась холодная угроза, у Дилан оборвалось сердце. Она не нашлась, что ответить. Тем временем мужчина поднялся, — господи, он был огромным, каждый мускул вибрировал нечеловеческой силой.

— Ну, поскольку ты проснулась, — сказал он, — принесу тебе что-нибудь поесть.

— И подсыплешь яда? Нет уж, спасибо. Я лучше поголодаю.

Он хмыкнул:

— Я принесу еду. Будешь ты есть или нет — дело твое.

Дилан разозлилась, потому что при мысли о еде почувствовала дикий голод. Она не хотела ничего принимать из рук этого мужчины или его сообщников и в то же время опасалась, что проглотит

даже холодную, комковатую кашу, если он ее принесет.

— И не пытайся сбежать, — предупредил ее мужчина. — Я закрою дверь на ключ. Попробуешь открыть ее силой — мне сразу же станет об этом известно. Далеко убежать не успеешь, — ты лее знаешь, я в любом случае тебя догоню.

Дилан знала. Она подспудно ощущала, что, кем бы ни был этот мужчина, она полностью в его власти. Дилан это не нравилось, но она была не настолько глупа, чтобы не понимать всю серьезность происходящего. Любопытство женщины и в не меньшей степени журналиста побуждало ее выяснить как можно больше, и не только о создавшейся ситуации, по и о загадочном мужчине.

О Рио.

— А что... э-э... случилось с твоим лицом?

Если все ее предыдущие вопросы вызывали у него усмешку или раздражение, этот вопрос разозлил его не на шутку. Она заметила, как он инстинктивно повернул голову чуть влево, чтобы скрыть обезображенную сторону лица. Но Дилан уже видела его шрамы, она решила, что это боевые раны. Полученные в самом пекле страшного боя.

— Мне очень жаль, — сказала она, не отдавая себе отчета, о чем именно сожалеет — о том, что спроса ша, или о том, через что ему пришлось пройти.

Он провел рукой по левому виску, убирая волосы, словно желая продемонстрировать полное безразличие к тому, видит она его уродство или нет. Однако первый бессознательный порыв выдал его, и, несмотря на мрачный вызов в его взгляде, Дилан догадалась, что этот изъян причиняет ему боль.

И еще она заметила татуировки на его руках — необычные, сложные узоры бледно-алого и золотистого цвета, чем-то напоминающие боевую раскраску воина древнего племени. Вначале Дилан подумала, что это метки наподобие тех, которые используют американские гангстеры для распознавания своих.

«Нет, не похоже, — решила она, рассмотрев их повнимательнее. — Совсем не похоже».

Татуировки на руках Рио очень напоминали странные символы на стенах пещеры.

Заметив ее интерес, он опустил руки и угрожающе посмотрел на Дилан, но это не остановило ее.

— Что они значат? — спросила она, глядя ему в глаза. — Татуировки. Почему они повторяют рисунки, которые я видела на стенах пещеры?

Он не ответил. Молча стоял и в чистой дорогой одежде внушал еще больший страх, чем в грязных лохмотьях. Дилан знала, что он высокий, широкоплечий и мускулистый, но этот мужчина показался ей еще более огромным, когда она приблизилась к нему, исполненная решимости получить ответ на свой вопрос.

— Что значат эти рисунки, Рио? — Дилан взяла его за руку. — Скажи мне.

Он посмотрел на ее руку:

— Тебя это не касается.

— Черт возьми! Касается! — выкрикнула Дилан. — Почему на твоем теле точно такие же символы, как на стенах пещеры и на саркофаге?

— Ты ошибаешься. Ты не понимаешь, что ты видела тогда и что видишь сейчас.

Он попытался прекратить разговор, и это разозлило Дилан.

— Я ошибаюсь? — Она запустила руку под длинные распущенные волосы и откинула их на сторону. — Посмотри! А теперь скажи, что я ничего не понимаю и меня это не касается.