Полночный час
Шрифт:
– Я им неоднократно советовал то же самое, – согласился Марино. – Но они меня не послушались.
– И у всех ваших братьев счастливая семейная жизнь, – закинула удочку Грейс.
– Им повезло. Они сумели найти хороших девочек.
– Всем повезло, кроме вас?
– Да, всем, кроме меня.
Грейс так хотелось, чтобы он продолжил. Но Тони почему-то замолчал. Тогда она набралась храбрости и решилась спросить:
– Тони, скажи, кто такая Рейчел?
36
Некоторое время он молча смотрел на нее. Тело его напряглось, глаза слегка расширились от удивления.
Затем
– Кто рассказал тебе о Рейчел?
Такая его реакция возбудила в Грейс болезненную ревность, хотя она понимала, что этим унижает себя в собственных глазах. Несомненно, что имя Рейчел невероятно много значит для Тони. Кем бы она ни была, эта Рейчел, он любил ее и продолжает любить. Конечно, Грейс хотела знать, кто она такая, и это было не просто любопытство.
– Твоя бабушка упоминала о ней. Но ничего не стала рассказывать. Посоветовала мне спросить у тебя самого.
– А, бабуля! – Тони прикрыл глаза, как бы превозмогая боль, и тут же снова открыл их. – Рейчел была моей дочерью.
Была? Грейс сразу же выделила это слово, мгновенно осознала его трагический смысл. Она едва не задохнулась от сочувствия к нему.
– О, Тони, прости. Я ведь не знала…
– Все в порядке. – Он перевел взгляд с ее лица на экран телевизора, который только что включил когда она вошла в комнату. В молчании они вместе смотрели, как на экране взрывается и окутывается пламенем какая-то машина. Звук от взрыва как бы не доходил до них. Их связывала воедино полная общей скорби тишина.
– Мне следовало бы уже смириться с этим, – заговорил Тони нарочито сухо. – Прошло ведь четыре года. Жизнь идет своим чередом, как и должно быть.
Он был сдержан, но душевная боль прямо рвалась наружу.
– Вряд ли можно смириться с потерей ребенка, – сказала Грейс.
Она сделала несколько шагов, присела рядом с ним на кушетку, скинула туфли, подобрала под себя ноги и оперлась слегка плечом о его плечо.
– Четыре года или сорок лет, все равно, сколько бы лет ни прошло, я бы все равно оплакивала свою Джессику, если б, не дай бог, потеряла ее.
Она тут же испугалась вырвавшихся у нее слов. Ей хотелось плакать. Глаза уже наполнились слезами. Он искоса посмотрел на нее.
– Для человека в судейской мантии ты что-то больно мягкосердечна. А реальность состоит в том, что, как бы ты ни любил человека, владеть им ты не можешь. И ты это знаешь. Наступит время, когда он все равно отдалится от тебя, и тогда придется пережить эту потерю. Если так распорядится судьба. Ты будешь жить, дышать, есть, спать, работать, смотреть на восходы и закаты – помнить, мучиться воспоминаниями, но жить. Я, к примеру, живу именно так. Иногда Рейчел бывает со мной. Я улыбаюсь, видя ее, смеюсь над глупостями, какие она вдруг мне выдает… Для меня она не похоронена в прошлом, она где-то близко, но большую часть времени я обхожусь без нее, и, как видишь, провожу его совсем неплохо.
Он замолчал и все свое внимание обратил на телевизор, хотя фильм там прервался нелепой и набившей всем оскомину от постоянного повторения рекламой. Может быть, хоровод шоколадок на экране был средством убить сразу же все эмоции, всколыхнувшиеся в нем, как часто простая пощечина останавливает истерику.
– То был несчастный случай? Если не хочешь рассказывать, не надо. – Грейс не могла не задать вопрос. Ее молчание он мог принять за равнодушие.
– У нее были гнойные
– Послушай, папа. Я слышу какую-то музыку. А ты ее слышишь?
– Нет, – признался я.
– Прислушайся, – сказала она. – Ты услышишь ее через меня.
Она прильнула к моему плечу и умерла. Я понял это сразу, но не хотел себе верить. Рейчел едва исполнилось одиннадцать.
Грейс не удивилась, что такой сильный мужчина плачет, а он широкой своей ладонью начал утирать слезы.
Ей захотелось поцелуями осушить эти скупые мужские слезы. И она поддалась своему желанию.
В ответ его руки сжали ее в объятиях с такой силой, что она задохнулась.
– Когда я потерял их – и жену, и дочь, – я потерял все. До сих пор не знаю, как вытащил меня Домни из Кливленда и устроил на работу здесь. Наверное, он вывез меня через все штаты на машине с полицейской мигалкой, а меня выдавал по дороге за арестованного наркомана в отключке. Я прошел через многое, как говорится, через все стадии падения. Я стремился туда, за порог смерти, пил без просыпу, чтобы себя угробить, чтобы Рейчел не было так одиноко в ее холодной могилке. Это был сущий бред, но я в него верил месяцев пять-шесть, пока не очнулся…
Не замечая, что по его щекам текут слезы, Тони вдруг ополчился на Грейс, увидев, что она плачет.
– Прекрати! – потребовал он резко. – Не вздумай давать волю слезам из-за меня.
Он начал трясти ее за плечи, выказывая свою силу, потому что устыдился собственной слабости, заставившей женщину жалеть его.
– Я не буду, не буду, – прошептала Грейс и прильнула к его губам.
Соприкосновение губ пробудило желание, и это было возвращением к жизни из царства мертвых. Правда открылась им обоим – они жаждали друг друга. То, что отделяло его тело от ее, – одежду и какие-то остатки моральных препон – оказалось убрать не так легко. Еще мешал им бубнивший что-то телевизор и всполохи света с экрана. Тони потянулся и выключил его, а так как Грейс не в силах была отпустить мужчину хоть на мгновение из своих объятий, они вместе свалились с кушетки на мягкий ковер, и тогда уже все помехи исчезли.
37
При дневном свете все, конечно, выглядело по-другому. Щеки Грейс горели от стыда и, разумеется, от многократного соприкосновения с жесткой щетиной Тони.
Ночь выдалась бурной. Несколько раз они занимались любовью, а в перерывах Тони поведал ей все о себе, о дружной шайке своих братцев, а Грейс – о своем одиноком детстве после смерти матери, о своих неудачных романах и почти таком же замужестве. И в любви, и в рассказах о себе они выложились до дна, досуха. Только о Рейчел больше не было речи. И Грейс за это поставила Тони высшую отметку.