Полночный покров

Эдриан Лара

Поцелуй обжег.

Губы жарко обхватили губы, дыхания слились. Он провел языком по ее губам, поймал момент ее сладкого выдоха и проник внутрь. Его пальцы нежно ласкали щеку, затем у виска нырнули в гущу волос и дальше, к особо чувствительному затылку.

Он подтянул ее к себе, целуя с еще большей страстью, заставляя таять, лишая желания сопротивляться.

«Нет».

«Господи! Не-е-ет!»

«Нельзя. Невозможно допустить».

Рената резко повернула голову, прерывая поцелуй. Она дрожала, эмоции достигли опасного накала. Она рисковала, позволяя

ему лишнее. Сильно рисковала.

Пресвятая дева, она должна немедленно погасить огонь, который он в ней разжег. Опасный огонь. Погасить немедленно.

Теплые пальцы коснулись ее подбородка, намереваясь развернуть ее лицом к опасности.

– Ты в порядке?

Не в состоянии говорить, Рената высвободила руки из ослабевшего захвата и оттолкнула его.

Он тут же поднялся, взял ее за руку и помог подняться. Она не нуждалась в его помощи, но была в таком смятении, что не смогла отказаться.

Она стояла, не глядя на него, пытаясь взять себя в руки. Неистово молясь ангелу-хранителю, который дал ей силы не подписать себе смертный приговор.

– Рената?

– Только посмей ко мне приблизиться еще раз, – наконец смогла произнести она. Слова прозвучали холодно, с отчаянием. – Клянусь, я убью тебя.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Алексей ждал уже более десяти минут у дверей личных комнат отца. Право на аудиенцию у него было точно такое же, как и у всех прочих слуг. Недостаток уважения и подчеркнутое пренебрежение больше не ранили Лекса так остро, как когда-то. Много лет назад он преодолел бесполезную и разрушительную горечь обиды ради более продуктивных эмоций.

Конечно, в глубине души Лекс страдал оттого, что его отец – единственное существо одной с ним крови – мало интересуется им, откровенно отвергает его, но эта боль как-то со временем притупилась. Таково было положение вещей. И он мужественно принял это как данность. Он был копией своего отца, что старому ублюдку даже в голову не приходило, он просто не хотел это признавать.

Но Лекс знал свои возможности. Знал свои силы. Он был уверен, что заслуживает большего, и с нетерпением ждал случая доказать это. В первую очередь самому себе и, конечно, сукину сыну, который породил его на свет.

Звякнула щеколда, и створка наконец открылась, заставив расхаживавшего под дверью Алексея остановиться.

– Ждать замучился, мать вашу... – проворчал себе под нос Алекс, когда телохранитель Сергея Якута отступил в сторону, пропуская его в комнату.

В комнате царил полумрак, ее освещал только огонь в камине. Электричество в доме было, но свет включался редко. Надобность в этом отсутствовала, так как все представители Рода отлично видели в темноте.

И обоняние у них было острое, поэтому Лекс без труда уловил запах крови и секса, смешанный с ароматом горящих поленьев. Запах был такой густой, что его не пропустил бы и человеческий нос.

– Прошу прощения, что помешал, – пробормотал Лекс, когда из смежной комнаты вышел отец.

Сергей Якут был обнажен, член еще сохранял эрекцию, красный, он непристойно подпрыгивал

при каждом шаге Якута. Вид отца вызвал у Лекса отвращение, он хотел было отвести взгляд, но вовремя спохватился, в противном случае это обернулось бы против него. Поэтому он продолжил наблюдать за вошедшим в комнату отцом. Его глаза горели янтарным огнем, зрачки рассекали пламя узкими вертикальными росчерками. Острые клыки вытянулись на полную длину до пугающих размеров.

Тело Якута блестело от пота, яркими красками пульсировали дермаглифы, особые рисунки на теле каждого вампира; тело G1 они покрывали от шеи до щиколоток. Свежая кровь – без сомнения, человеческая, с оттенком аромата миньона – красными крапинками покрывала его грудь и бока.

Лекса не удивило ни занятие отца, от которого он его оторвал, ни приглушенные голоса, доносившиеся из смежной комнаты и принадлежавшие тройке его человеческих рабов. Создавать миньонов и управлять ими могли только самые могущественные представители Рода. Эта практика считалась недостойной и уже давно была под запретом в цивилизованном сообществе вампиров. Но только не в доме Сергея Якута, и это было не самым тяжким из его прегрешений. Он привык всегда и во всем устанавливать свои правила, следовать своим законам справедливости. Он ясно дал всем понять: здесь, в лесной глуши, он – царь и бог. Даже Лекс смог оценить такой тип свободы и власти. Черт возьми, он вкусил их сполна.

Якут с пренебрежением в упор глянул на сына из дальнего угла комнаты.

– Смотрю на тебя и вижу стоящего передо мной мертвеца.

Лекс нахмурился:

– Отец?

– Если бы не самообладание воина и не мое вмешательство, ты бы сейчас лежал на крыше склада рядом с Уриеном, а с восходом солнца превратился бы в пепел. – Чеканя каждое слово, Якут не скрывал презрения. Он взял кочергу и сгреб в кучу обгоревшие поленья. – Сегодня ночью я спас тебе жизнь, Алексей. Что еще сегодня ты от меня хочешь в подарок?

Лекса покоробило напоминание о позорном для него происшествии, но он знал: прояви он возмущение или злобу, это еще больше уронит его в глазах отца и сослужит ему дурную службу. И потому Якут-младший почтительно склонил голову, с трудом подавляя раздражение, чтобы оно не проявилось в интонации.

– Я твой верный слуга, отец. И я не жду от тебя никаких подарков. И не прошу ничего, кроме твоего доверия и благосклонности.

Якут усмехнулся:

– Говоришь как политик, а не как солдат. Мне в моем положении, Алексей, не нужны политики.

– Я солдат, – поспешил заверить его сын, поднимая голову и наблюдая, как отец продолжает кочергой ворошить поленья; одно развалилось, выбросив сноп искр. Искры, потрескивая, гасли, и только это потрескивание нарушало тяжелую тишину, повисшую в комнате. – Я солдат, – повторил Лекс. – И я хочу служить тебе, отец, клянусь.

Насмешливое хмыканье, но на этот раз взлохмаченная голова повернулась, и Якут через плечо посмотрел на Алексея:

– Клянешься, сынок. Я не верю словам. Но в последнее время слышу от тебя только слова и не вижу никаких дел.