Полночный вальс
Шрифт:
Роберт долго смотрел на нее, потом глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду, и, шагнув к ней, сказал:
— Вы огорчены, и это понятно. Будет лучше, если мы поговорим позже, когда вы немного успокоитесь.
— Поговорим о чем? — Амалия Сделала шаг назад, радуясь, что Роберт не наступает. — Мне нужно ваше слово джентльмена, что вы больше не придете. Это то немногое, что от вас требуется.
— Амалия, будьте благоразумной, — Роберт снова шагнул к ней.
— Мне нужно… Я хочу… Я требую этого сейчас же! — воскликнула она, отпрянув.
Свет лампы высветил его лицо. Даже в своей решительности
— Амалия? — позвал он ее тихим голосом.
— Вон отсюда! Вон!
— Я уйду, потому что не хочу, чтобы весь дом слышал о наших взаимоотношениях. Но мы еще поговорим, Амалия. — В глазах его стояло неподдельное горе. — Это единственное, что я могу пообещать вам твердо.
С этими словами Роберт развернулся, направившись к двери в лоджию, и вышел.
Амалия радовалась, что положила конец тайным визитам. Они унижали ее, ибо были сродни блужданию животных в темноте ночи, которых ведет инстинкт продолжения рода, а не любовь, нежность, духовное единение, освященное узами брака. Она не вынесла бы их продолжения. Но радость победы была преждевременной: Амалия даже не предполагала, что плотские желания будут терзать ее так мучительно, и в этом заключалась какая-то несправедливость.
Днем Амалия чувствовала себя сильной и могла презирать Роберта Фарнума, но наступала ночь, и все менялось. В комнате, залитой лунным светом, она часами ворочалась без сна, стискивая в объятиях подушку и предаваясь воспоминаниям. Став жертвой разбуженных им желаний, Амалия ждала его, мечтала о его восхитительных ласках, нежной силе, вспоминала о дивных ночах, проведенных вместе, и о… неподдельном горе в его глазах, когда она прогнала его прочь.
Прошла неделя, близилась к концу вторая, а они так и не объяснились. И не потому, что Роберт этого не хотел или редко бывал в «Дивной роще». Как раз наоборот. Просто не было случая: со дня отъезда Джорджа Хлоя не отходила от Амалии ни на шаг, а выяснять отношения при ней Роберту не хотелось из соображений безопасности. Он слишком хорошо знал, чего стоят ненасытное любопытство и длинный язычок Хлои. В отсутствие Хлои рядом с Амалией обязательно оказывалась Мами.
Амалия могла только догадываться об истинных отношениях между Робертом и Мами. Когда тетя бывала в комнате, он ни словом, ни жестом не выказывал своего отношения к Амалии, всячески подчеркивая лишь родственную связь. Казалось, он делал все возможное, чтобы уберечь Мами от ненужных волнений, и это Амалия могла понять. В последнее время мадам Деклуе сильно сдала, как-то усохла и как бы уменьшилась ростом. С ее лица не сходила печаль, к которой порой добавлялась тревога. Амалия не раз видела, с какой болью Мами смотрела на сына, относя это на счет извечной материнской любви. Она все реже выходила из дому и все больше времени проводила за молитвой, а то могла часами сидеть, глядя в пространство. О чем она думала в эти минуты?
Амалия никогда бы не решилась заговорить с Мами о деле, в котором та сыграла весьма неблаговидную роль. Во-первых, о таком говорить вслух было не принято; во-вторых, Амалия вряд ли смогла бы найти нужные слова; в-третьих,
Однажды Роберту удалось уговорить Лали передать Амалии записку, но она вернулась тем же путем непрочитанной. Амалию насторожил довольно красноречивый взгляд камеристки. Поразмыслив, она вынуждена была признать несколько весьма неприятных фактов. В последнее время Лали сблизилась с Тиге, камердинером ее мужа, и от него наверняка знала, что Жюльен не бывает в спальне жены, поскольку вечера предпочитает проводить вне дома; одновременно, убирая каждый день хозяйскую постель, Лали убеждалась, что кто-то утешает ее мамзель. Кто именно — догадаться для наблюдательной девушки не составляло труда. «Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем вся плантация будет знать об этом? — подумала Амалия, поежившись. — А еще через какое-то время эта тема станет главной в разговорах за утренним чаем по всему течению реки Теш».
Роберт подкараулил ее ранним утром у маслобойни, где Амалия, закатав рукава, показывала новой работнице, как отделяют сыворотку от масла. Когда она вышла на воздух, солнце светило прямо в глаза, и Амалия не сразу разглядела силуэт мужчины, державшего под уздцы великолепного коня. Расправляя рукава, Амалия искала глазами Айзу, а наткнулась на него.
— Доброе утро! — поклонился Роберт, прерывая разговор с негритенком.
Его низкий хрипловатый голос вызвал в сердце Амалии трепет, но она сумела сдержаться. Вежливо ответив на приветствие, она повернулась к мальчику.
— Пойдем, Айза! Пришло время для урока рисования.
— Но сначала отведи, пожалуйста, моего коня к столбу с той стороны дома. Я хочу поговорить с твоей хозяйкой. — Просьба прозвучала тихо, но властно. Роберт протянул негритенку поводья.
Айза растерянно моргал глазами, переводя взгляд с одного на другую. Он знал, что его хозяйка не горела желанием оставаться наедине с мсье Робертом, но привычку к послушанию не так просто пересилить. Амалия неохотно кивнула ему в знак согласия, не желая вовлекать невинную пешку в игру ферзей. Она смотрела, как Айза медленно уводит крупного гнедого скакуна.
— Я хочу предложить вам прогулку верхом, — сказал Роберт без всякого вступления. — Мы могли бы поехать в «Ивы». Вы никогда не были там, поэтому никому не покажется странным, если мы заедем ненадолго, чтобы отдохнуть и выпить чего-нибудь прохладительного.
Амалия резко повернулась, глядя на него во все глаза.
— Вы, должно быть, сошли с ума?! — сказала она тихо.
— Почему? В этом нет ничего предосудительного. — Голос Роберта дрогнул. — Амалия, вы и вправду сводите меня с ума этой своей неопределенностью. Почему бы нам не обсудить сложившуюся ситуацию? Чего вы боитесь?
— Нам нечего обсуждать! Совершенно нечего! — ответила Амалия, пропуская последние его слова мимо ушей.
— Вы знаете, что это не так! — возразил Роберт.
— Что же еще может быть? — воскликнула Амалия. — Все кончилось. С этим покончено навсегда.
— Нет! Я не смирюсь с этим! — Роберт с трудом сдерживал себя. — Никогда не смирюсь!
— А что вы можете сделать? Ваши знаки внимания и так уже слишком заметны. Я страшусь предположить, что будут говорить о нас на плантации?!