Полночный воин (Хранительница сокровищ)
Шрифт:
У небольшой узкой реки он резко обернулся к ней и коротко заметил:
— Ты хрипишь, как загнанная лошадь.
Бринн мысленно поблагодарила его за короткую передышку.
— Я могу идти за тобой сколько угодно.
Какое-то мгновение он пристально глядел на нее, а затем, встав на колени у реки, опустил в воду лицо.
Она присела рядом с ним, держась рукой за бок.
— Что случилось? — покосился он.
— Ничего. Колет. — Мучимая жаждой, Бринн зачерпнула в пригоршню воды
— Тогда зачем было упрямиться?
— Я не смогла с собой ничего поделать. — Она внимательно рассматривала его. Боль Гейдж загнал внутрь. Надо заставить страдание выйти наружу, но сможет ли она вынести его боль, взяв ее на себя. — Тебе очень плохо.
— А если и так? Что ты смогла бы сделать? У тебя есть средство от душевной боли? Ты считаешь, что достаточно дотронуться до меня, чтобы вылечить мое сердце?
— Я не могу этого сделать.
Он раскинул руки, и глаза его подозрительно заблестели.
— Ну же, ляг со мной, как с Маликом. Посмотрим, какое у тебя волшебство.
Она отодвинулась. При одной мысли о прикосновении к нему панический страх охватывал ее.
— Во мне нет никакого волшебства. — Она посмотрела на его отражение в быстром течении реки. Тело его казалось размытым, ускользающим, но так ей было легче воспринимать его.
— Ты очень любил Хардрааду?
Он не ответил.
Яд должен выйти наружу.
— Странно, что ты так тяжело воспринял его смерть. Малик говорил, что он отказался признать тебя своим сыном.
— Я к нему ничего не чувствую. — Гейдж горько усмехнулся. — Только его трон привлекал меня, а он не считал нужным отдать его мне.
— Думаю, дело в другом.
— Значит, ты глупа. С какой стати мне любить человека, выгнавшего меня из своей страны?
— Он выгнал тебя?
— Я был слишком похож на него. Он испугался, что я могу вырвать у него то, что он не собирался отдавать. — Помолчав, Гейдж добавил: — Возможно, он был прав. Со временем я мог бы подсыпать ему в вино какую-нибудь травку.
— Ты никогда бы не сделал этого.
— Он считал, что мог бы.
— Тогда он тебя не знал. Ты никогда не причинишь вред ближнему. — Бринн оторвала взгляд от бегущей воды. — А Хардрааду ты любил.
— Повторяю, я не чувствовал… — Гейдж замолчал на полуслове. — Впрочем, похоже, я относился к нему с величайшей нежностью, когда только узнал. Я был совсем мальчишкой, а он казался… всем на свете. Вероятно, он был величайшим воином на земле во все времена и всегда рвался к новым победам. В этом он видел самую большую радость в жизни.
— Как ты узнал его?
— Меня послали к его двору, когда мне исполнилось десять лет и два года. — Его губы скривились. — Мой дед был очень тщеславен.
— И твой дед отправил тебя к Хардрааде?
— Разумеется! Что может быть вернее для купца, чтобы возвыситься, как не иметь внука-принца?
— А твоя мать?
— Дед разрешил ей переехать в Константинополь, когда я был еще младенцем. Она выполнила долг перед своим отцом, но считала жизнь в деревне позором, оставаясь матерью незаконнорожденного.
«Как же нелегко приходилось в той деревушке бастарду!» — с грустью подумала Бринн. Расти без матери, с дедом, только и мечтавшим использовать его для получения барышей, и с отцом, который ласково обращался с ним, пока не почувствовал в нем угрожающую своей власти силу.
Гейдж не из тех, кто позволил бы затирать себя и над собой насмехаться. Ей вдруг захотелось увидеть рядом Хардрааду и юного Гейджа.
— Когда он прогнал тебя?
— Мне пришлось вернуться в Норвегию несколько лет назад.
Он покинул Хардрааду и стал королем торговцев, когда тот отклонил его законные права. Гейдж никогда не согласился бы с поражением, он попытался бы силой вырвать победу из любого сложившегося положения.
— Тебе было лучше без Хардраады.
— Кто ты такая, чтобы судить? — Лицо его стало жестким. — Думаю, трон Хардраады был бы мне впору.
— Не могу поверить, что ты мечтал о его троне.
— Мне ничего больше не было нужно от него. — Гейдж пристально посмотрел на нее и подтвердил: — Ничего.
Он никогда не поймет, как необходим сейчас был ему разговор об отце, именно здесь и сейчас. Она же знала, что теперь его боль немного ослабнет. И у нее постепенно растаял ком в горле.
— Раз ты так считаешь, значит, так и есть. — Бринн поднялась с колен. — Ладно, теперь я вернусь в лагерь.
Его нетерпеливый жест выражал удивление.
— С тех пор как мы ушли из лагеря, я только это тебе и предлагал.
— Тогда я не могла этого сделать. Теперь тебе легче.
Бринн собралась уходить.
— Постой! — Гейдж рванулся за ней и схватил ее за руку.
Горечь и боль, слезы, сглатываемые втайне ото всех, одиночество и темнота.
Страдания раздирали душу, эмоции захлестывали разум.
В отчаянии Бринн попыталась вырвать свою руку. Но куда же уйдет вся эта боль, если она не возьмет ее на себя?
— Прошу тебя, — прошептала она, закрыв глаза. — Пожалуйста, не надо.
— В чем дело, черт побери?!
— Твоя боль. Пожалуйста, не заставляй меня чувствовать ее. Мне больно…