Полное собрание сочинений Алексея Степановича Хомякова. Том 2
Шрифт:
В истинной Церкви нет Церкви учащей.
Значит ли это, что нет поучения? Есть, и более чем где-нибудь; ибо в ней поучение не стеснено в пред установленных границах. Всякое слово, внушенное чувством истинно-христианской любви, живой веры или надежды, есть поучение; всякое дело, запечатленное Духом
*) Здесь автор, кажется, намекает на „Опыт катехизического изложения учения о Церкви», помещенный в этом же томе его сочинений.
**) Считаем нелишним привести §§ Окружного Послания 6 Мая 1848 года, на которые ссылается автор.
§ 16. Мы не имеем никакого светского надзирательства или, как говорит его блаженство, священного управления, а только соединены союзом
§ 17… У нас ни патриархи, ни соборы никогда не могли ввести что-нибудь новое, потому что хранитель благочестия у нас есть самое тело Церкви, т. е. самый народ и т. д. (Выписано из Русского перевода, изданного в С.-Петербурге, в 1850 году). Пр. Изд.
61
Божиим, есть урок; всякая христианская жизнь ест образец и пример. Мученик, умирающий за истину, судья, судящий в правду (не ради людей, а ради самого Бога), пахарь в скромном труде, постоянновозносящийся мыслию к своему Создателю, живут и умирают для поучения братьев; а встретится в том нужда — Дух Божий вложит в их уста слова мудрости, каких не найдет ученый и богослов. «Епископ, в одно и тоже время, есть и учитель и ученик своей паствы», сказал современный апостол Алеутских островов, епископ Иннокентий. Всякий человек, как бы высоко он не был поставлен на ступенях иерархии или, наоборот, как бы ни был он укрыт от взоров в тени самой скромной обстановки, попеременно, то поучает, то принимает поучение: ибо Бог наделяет кого хочет дарами Своей премудрости; не взирая на звания и лица. Поучает не одно слово, но целая жизнь. Не признавать иного поучения, кроме поучения словом, как орудием логики — в этом то и заключается рационализм, и в этом его проявлении он выказался в Папизме еще ярче, чем в Реформе. Вот что объявили патриархи, и что подтвердила Церковь!
Вопрос о поучении приводить нас опять к вопросу об исследовании; ибо поучение предполагает исследование, и первое без последнего невозможно. Я, кажется показал, что вера смыслящая, которая есть дар благодати и в тоже время акт свободы, всегда предполагает предшествовавшее ей исследование и сопровождается им, под тою или другою формою, и что Романизм, по-видимому не терпящий исследования, на самом деле допускает его также как и Протестантство, провозглашающее его законность. Но я должен оговорить, что хотя, придерживаясь общепринятых определений, я признал право исследования данных, на которых зиждутся вера и ее тайны, однако я этим отнюдь не думал оправдывать того значения, какое придается слову исследование (examen) в западных исповеданиях. Вера всегда есть следствие откровения опознанного, то есть признанного за откровение; она есть созерцание факта невидимого проявленного в факте
62
видимом; вера не то что верование или убеждение логическое, основанное на выводах, а гораздо более. Она не есть акт одной познавательной способности, отрешенной от других, но акт всех сил разума, охваченного и плененного до последней его глубины живою истиною откровенного факта. Вера не только мыслится или чувствуется, но, так сказать, и мыслится и чувствуется вместе; словом — она не одно познание, но познание и жизнь. Очевидно потому, что и процесс исследования, в применении его к вопросам веры, от нее же заимствует существенное ее свойство и всецело отличается от исследования в обыкновенном значении этого слова. Во-первых, в области веры мир, подлежащей исследованию, не есть мир для человека внешний; ибо сам человек и весь человек всею целостью разума и воли, принадлежит к этому миру, как существенная часть его. Во вторых, исследование в области веры предполагает некоторые основные данные, нравственные или рациональные, стоящие для души выше всякого сомнения. В сущности исследование есть не иное что как процесс разумного раскрытия этих данных; ибо сомнение полное, не знающие границ (пирронизм), если б оно могло существовать в действительности, исключило бы не только всякую возможность веры, но и всякую мысль о серьезном
Всякое покушение отнять у христианина хотя бы одну из этих данных становится неизбежно нелепостью или богохульством. В нелепость впадают Протестанты, отвергая предание законное и, в тоже время, живя преданием по собственному их сознанию незаконным; в богохульство впадают Римляне, отнимая у мирян писанное слово и кровь Спасителя. Итак, само исследование в об-
63
ласти веры, как по многоразличию подлежащих ему данных, так и потому, что цель его заключается в истине живой, а не только логической, требует употребления в дело всех умственных сил, в воле и в разуме, и, сверх того, требует еще внутреннего исследования самых этих сил. Нужно принимать в соображение не только зримый мир, как объект, но и силу и чистоту органа зрения.
Исходное начало такого исследования — в смиренном признании собственной немощи. Иначе быть не может; ибо тень греха содержит уже в себе возможность заблуждения, а возможность переходит в неизбежность, когда человек безусловно доверяется собственным своим силам или дарам благодати, лично ему ниспосланным; а потому тот лишь мог бы предъявить притязание на личную независимость в исследовании предметов веры, кто признавал бы в себе не только совершенство познавательной способности, но и совершенство нравственное. Одной сатанинской гордости на это было бы недостаточно, и нужно бы было предположить при ней небывалое безумие. Итак, там лишь истина, где беспорочная святость, то есть, в целости Вселенской Церкви, которая есть проявление Духа Божьего в человечестве.
Подобно тому как характером веры определяется характер исследования, так характером исследования определяется характер поучения. Все силы души озаряются верою, все усваивают ее себе исследованием, все получают ее чрез учительство. Поэтому поучение обращается не к одному уму и действует не исключительно через его посредство, а обращается к разуму в его целости и действует через все многообразие его сил, составляющих в общей совокупности живую единицу. Поучение совершается не одним Писанием, как думают Протестанты (которых, впрочем, мы благодарим от всего сердца за размножение экземпляров Библии), не изустным толкованием, несимволом (которого необходимости мы впрочем отнюдь не отрицаем), не проповедью, не изучением богословия и не делами любви, но
64
всеми этими проявлениями вместе. Кто получил от Бога дар слова, тот учит словом; кому Бог не дал дара слова, тот поучает жизнью. Мученики, в минуту смерти возвещавшие, что страдания и смерть за истину Христову принимались ими с радостью, были поистине великими наставниками. Кто говорить брату: «я не в силах убедить тебя, но давай, помолимся вместе» — и обращает его пламенною молитвою, тот также сильное орудие учительства. Кто силою веры и любви исцеляет больного и тем приводить к Богу заблудшие души, тот приобретает учеников и, в полном смысле слова, становится их учителем.
Конечно Христианство выражается и в форме логической, в символе; но это выражение не отрывается от других его проявлений. Христианство преподается как наука, под названием богословия; но это не более как ветвь учительства в его целости. Кто отсекает ее, иными словами кто отрывает учительство (в тесном смысле преподавания и толкования) от других его видов, тот горько заблуждается; кто обращает учительство в чью либо исключительную привилегию, впадает в безумие; кто приурочивает учительство к какой либо должности, предполагая, что с нею неразлучно связан Божественный дар учения, тот впадает в ересь: ибо тем самым создает новое, небывалое таинство — таинство рационализма или логического знания. *)