Полное собрание сочинений Алексея Степановича Хомякова. Том 2

Хомяков Алексей Степанович

323

народе персидском в Персии; между неграми, в середине Африки? — В ответ скажут, может быть, что это придирка, и что в этом случае важно большее или меньшее число лиц, исповедующих веру». Поистине, предполагать, что определения до такой степени грубые могли найти место в символе, может только легкомысленнейший из легкомысленных сынов века сего.

Большее или меньшее число!

Ну, а в то время, когда еще Церковь была, так сказать, в колыбели; когда она вся заключалась в тесной храмине, осветившейся в Пятидесятницу огненными языками, она ли, Церковь ли, по вашему была кафолична, или это свойство, в то время, принадлежало язычеству? А когда торжествующее Магометанство распростерло свои ястребиные крылья от Пиренейских гор до границ Китая и заключило в своем громадном охвате маленький мир христиан, кто был кафоличен по-вашему? Церковь, или Ислам?

Если свести дело на поголовный счет, не окажется ли, что и в настоящее время Буддизм кафоличнее Рима? Увы! В вашем смысле кафоличны доселе только невежество и порок, действительно свойственные всем племенам и странам.

Или скажут, что Церковь кафолична и была искони таковою не в том смысле, будто бы фактически обнимала все народы, а в том, что это было ей обещано, т. е. кафолична в силу своей будущности? Я этому верю, но, в таком случае, каким же образом может метаться в глаза теперь, в настоящую минуту, отсутствие того, что еще впереди? Нет, отец Иезуит думал не о будущем; он думал только о величии современного владычества, о протяжении настоящего владения и неприметно впал в нелепость, поддавшись мечтательному представлению, будто и теперь уже весь мир, или без малого сделался Римским. Для него цифра значит все.

За то приложите Протестантству еще несколько миллионов последователей и несколько новых колоний, и тогда оно приобрело бы в его глазах самую важную,

324

отличительную черту кафолицизма. Это вытекает из его слов.

Иначе мыслит Церковь. Она познает себя не по будущей всемирности, а по другим признакам. Каковы бы ни были судьбы вещественных сил мира, каковы бы ни были движения духовных сил народов, каковы бы даже ни были успехи апостольства, присущее Церкви свойство кафоличности всё-таки нисколько бы не зависело от упомянутых условий; это свойство всегда было неизменно и таковым пребудет всегда. Так понимал его Св. Афанасий. Он не говорил: «нас больше, или мы дальше разошлись по вселенной» (это было бы сомнительно по отношению к Арианам и, особенно, к явившимся позднее Несторианам); он говорил: «в какой бы то ни было стране, вы везде не более как Ариане, Евиониты или Савеллиане; мы же везде кафолики, везде признаны за таковых». (Я указываю на смысл речи Св. Афанасия и не привожу подлинных слов, ибо не имею под рукою его творений). Здесь речь не о числительности, не о протяжении, не о всемирности в смысле географическом, но о чем-то несравненно-высшем. «Все ваши названия от человеческой случайности, а наше от самой сущности Христианства». Так понимает кафоличность Св. Афанасий. Посмотрим, как понимает ее Церковь.

Отец Гагарин жалеет о том, будто бы в Славянском символе не содержится выражения, в котором идея всемирности сияла бы во всем своем блеске. Пусть так; но от чего это произошло? Предположить ли, что переводчики не нашли или не захотели приискать выражения, об отсутствии которого он так скорбит? Славянский ли язык оказался слишком бедным, или переводчики не умели усвоить себе его богатств?

Скажем сперва о переводчиках. С самого приступая к делу Славянские первоучители возжелали подарить народу, который они призывали ко Христу, перевод свящ. писаний. Вероятно ли, возможно ли, чтоб они не перевели на первых же порах символа веры? Правда, мы не имеем списков им современных; но не подлежите со-

325

мнению, что самый перевод дошел до нас от них. А ведь этих первоучителей, Кирилла и Мефодия, Греков по происхождению, но состоявших еще в общении с Римом, Латинствующие, хотя совершенно неосновательно, присваивают себе. Поэтому, и в глазах о. Гагарина, они должны иметь некоторый авторитет. Они-то для передачи Греческого слова католический избрали слово соборный, так что, по этому последнему слову, можно судить и о том, как понимали они подлинное выражение. Естественно возникает вопрос: существовало ли на Славянском языке слово, вполне соответствующее понятию всеобщности? Можно бы привести несколько таких слов, но достаточно указать на два: всемирный и вселенский. Этого достаточно, чтоб убедиться, что конечно не в словах ощущался недостаток для передачи этого понятия.

Первое из приведенных слов (всемирный) встречается в очень древних песнопениях; древность второго (вселенский) также несомненна; оно употребляется, говоря о Церкви, для выражения ее всеобщности (вселенская Церковь) и говоря о соборах (Вселенский собор — concile oecumйnique). Итак вот к каким словам прибегли бы первые переводчики для передачи слова кафолический, если б они придавали ему значение всемирности. Я, разумеется, нисколько не отрицаю, что слово καθολικος (из κατὰ и ολα, с подразумеваемым ἔθνη — народы, или другим однородным существительным) может иметь и значение всемирности; но я утверждаю, что не в таком смысле было оно понято Славянскими первоучителями. Им и на мысль не пришло определить Церковь географически или этнографически;

такое определение, видно, не имело места в их богословской системе. Они остановились на слове соборный, собор выражает идею собрания не только в смысле проявленного видимого соединения многих в каком либо месте, но и в более общем смысле всегдашней возможности такого соединения, иными словами: выражает идею единства во множестве. Итак очевидно, что слово κάθολικός, в понятиях двух великих служителей Слова Божия, посланных Грецией к

326

Славянам, происходило не от κατὰ и ὅλα, но от κατὰ и ὄλον; ибо κατὰ часто выражает тоже, что наш предлог по, например: κατα Μάτθαίον, κατα Μάρκον, по Матфею, по Марку. Церковь кафолическая есть Церковь по всему, или по единству всех, καθ ὸλον τῶν πιστέυωντων, Церковь свободного единодушия, единодушия полного, Церковь, в которой исчезли народности, нет ни Греков, ни варваров, нет различий по состоянию, нет ни рабовладельцев, ни рабов; та Церковь, о которой пророчествовал Ветхий Завет, и которая осуществилась в Новом Завете, словом — Церковь, как определил ее Св. Павел.

Не посмею сказать: глубокое ли познание сущности Церкви, почерпнутое из самых источников истины в школах Востока, или еще высшее вдохновение, ниспосланное Тем, Кто Один есть «истина и Живот» внушило передать в символе слово кафолический словом соборный; но утверждаю смело, что одно это слово содержит в себе целое исповедание веры. Римляне, вы, которые присваиваете себе Славянских первоучителей, отрекитесь от них поскорее! Вы, которые разорвали единомыслие и единство, изменив символ без участия и совета ваших восточных братьев, как бы справились вы с определением Церкви, которое завещали нам Кирилл и Мефодий? Оно вас осуждает. Оставайтесь же при ваших притязаниях на географическую всемирность: дальше этого вам не идти. При том же понятии пусть остаются и реформаты, вами порожденные, ибо в истинном значении слова «кафолический» и они нашли бы себе осуждение. Апостольская Церковь в девятом веке не есть ни Церковь καθ’ ἔκαστον (по разумению каждого) как у Протестантов, ни Церковь κατὰ τὸν ἐπισκοπον τῆς Ρώμης (по разумению Римского епископа) как у Латинян; она есть Церковь καθ’ ὸλον (по разумению всех в их единстве), Церковь, каковою она была до западного раскола и каковою и теперь остается у тех, кого Господь предохранил от раскола: ибо, повторяю, этот раскол есть ересь против догмата о единстве Церкви.

327

Вот, м. г., каким образом невежество отца Гагарина, так сказать, натолкнуло его на острие Кириллова и Мефодиева свидетельства. Конечно, он не подозревал ни опасности, которой сам себя подвергал, ни того орудия, которое сам же давал в руки против своей партии. Рим осуждается свидетельством тех, которых он сам, хотя произвольно, причисляет к своим миссионерам. Вместо того, чтоб обламывать свои бессильные зубы о каменную твердыню Церкви, лучше бы поступил о. Иезуит, если бы принялся за изучение истины, которой он изменил по невежеству.

По летам своим он еще не устарел для учения, а тем более для покаяния.

Примите, м. г., уверение и проч.

Неизвестный.

328

Письмо к и. С. Аксакову о значении страданий и молитвы

Благодарю вас, любезный И. С., за письмо и за самый вопрос, к которому вы в нем приступили. Вы совершенно правы в том, что не смущаетесь общепринятым мнением. Так называемое мнение есть весьма часто пустая или неясная формула, допущенная в обиход для устранения мнений, которые под нею притаиваются, нередко разноглася между собою и связываясь с формулою топкими нитями диалектики, допускающими почти совершенное отрицание. Вот причина, почему я позволяю себе не соглашаться во многих случаях с так называемым мнением Церкви и почему вы, с своей стороны, могли, с некоторою справедливостью, сказать такое строгое слово о Церкви исторической. В тоже время я уверен, что добросовестное мнение имеет полное право высказаться, и что, если оно справедливо, оно, до некоторой степени, оправдает общепринятую формулу, уясняя ее и не встретив того осуждения, которое вы предвидите со всех сторон, от Грека и Скифа, от мирянина и духовного Я отчасти испытал это со своим «Исповеданием». Многие, предубежденные ходячими формулами, думали, что духовные меня осудят чуть-чуть не на костер; а на поверку вы-