Полное собрание сочинений и писем в 3 томах. Том 1. Стихотворения.

Мандельштам Осип Эмильевич

Я молю, как жалости и милости,Франция, твоей земли и жимолости,Правды горлинок твоих и кривды карликовыхВиноградарей в их разгородках марлевых…В легком декабре твой воздух стриженыйИндевеет – денежный, обиженный…Но фиалка и в тюрьме – с ума сойти в безбрежности! —Свищет песенка – насмешница, небрежница,Где бурлила, королей смывая,Улица июльская кривая…А теперь в Париже, в Шартре, в АрлеГосударит добрый Чаплин Чарли —В океанском котелке с растерянною точностьюНа шарнирах он куражится с цветочницей…Там,

где с розой на груди в двухбашенной испаринеПаутины каменеет шаль,Жаль, что карусель воздушно-благодарнаяОборачивается, городом дыша, —Наклони свою шею, безбожницаС золотыми глазами козы,И кривыми картавыми ножницамиКупы скаредных роз раздразни.

* * *

Я видел озеро, стоявшее отвесно.С разрезанною розой в колесеИграли рыбы, дом построив пресный.Лиса и лев боролись в челноке.Глазели внутрь трех лающих порталовНедуги – недруги других невскрытых дуг.Фиалковый пролет газель перебежала,И башнями скала вздохнула вдруг, —И, влагой напоен, восстал песчаник честный,И средь ремесленного города-сверчкаМальчишка-океан встает из речки преснойИ чашками воды швыряет в облака.

* * *

На доске малиновой, червонной,На кону горы крутопоклонной —Втридорога снегом напоенныйВысоко занесся санный, сонныйПолугород, полуберег конный,В сбрую красных углей запряженный,Желтою мастикой утепленныйИ перегоревший в сахар жженый,Не ищи в нем зимних масел рая,Конькобежного фламандского уклона,Не раскаркается здесь веселая, криваяКарличья в ушастых шапках стая, —И, меня сравненьем не смущая,Срежь рисунок мой, в дорогу крепкуювлюбленный,Как сухую, но живую лапу кленаДым уносит, на ходулях убегая…

* * *

Я скажу это начерно, шепотом —Потому что еще не пора:Достигается потом и опытомБезотчетного неба игра…И под временным небом чистилищаЗабываем мы часто о том,Что счастливое небохранилище —Раздвижной и прижизненный дом.

* * *

Небо вечери в стену влюбилось —Всё изрублено светом рубцов, —Провалилось в нее, осветилось,Превратилось в тринадцать голов.Вот оно – мое небо ночное,Пред которым как мальчик стою:Холодеет спина, очи ноют,Стенобитную твердь я ловлю —И под каждым ударом таранаОсыпаются звезды без глав:Той же росписи новые раны —Неоконченной вечности мгла…

* * *

Заблудился я в небе – что делать?Тот, кому оно близко, – ответь…Легче было вам, Дантовых девятьАтлетических дисков, звенеть.Не разнять меня с жизнью – ей снитсяУбивать – и сейчас же ласкать,Чтобы в уши, в глаза и в глазницыФлорентийская била тоска.Не кладите же мне, не кладитеОстроласковый лавр на виски,Лучше сердце мое расколитеВы на синего звона куски…И когда я умру, отслуживши,Всех живущих прижизненный друг,Чтоб раздался и шире и вышеОтзвук неба во всю мою грудь!

* * *

Заблудился я в небе – что делать?Тот, кому оно близко, – ответь! —Легче было вам, Дантовых девятьАтлетических дисков, звенеть,Задыхаться, чернеть, голубеть…Если я не вчерашний, не зряшный —Ты, который стоишь надо мной, —Если ты виночерпий и чашник,Дай мне силу без пены пустойВыпить здравье кружащейся башниРукопашной лазури шальной…Голубятни,

черноты, скворешни,Самых синих теней образцы —Лед весенний, лед высший, лед вешний,Облака – обаянья борцы, —Тише: тучу ведут под уздцы!

* * *

Может быть, это точка безумия,Может быть, это совесть твоя —Узел жизни, в котором мы узнаныИ развязаны для бытия…Так соборы кристаллов сверхжизненныхДобросовестный свет-паучок,Распуская на ребра, их сызноваСобирает в единый пучок.Чистых линий пучки благодарные,Направляемы тихим лучом,Соберутся, сойдутся когда-нибудь,Словно гости с открытым челом,Только здесь – на земле, а не на небе,Как в наполненный музыкой дом, —Только их не спугнуть, не изранить бы —Хорошо, если мы доживем…То, что я говорю, мне прости…Тихо, тихо его мне прочти…

* * *

Не сравнивай: живущий несравним.С каким-то ласковым испугомЯ согласился с равенством равнин,И неба круг мне был недугом.Я обращался к воздуху-слуге,Ждал от него услуги или вести,И собирался в путь, и плавал по дугеНеначинающихся путешествий…Где больше неба мне – там я бродитьготов,И ясная тоска меня не отпускаетОт молодых еще воронежских холмовК всечеловеческим, яснеющим в Тоскане.

Рим

Где лягушки фонтанов, расквакавшисьИ разбрызгавшись, больше не спят —И, однажды проснувшись, расплакавшись,Во всю мочь своих глоток и раковинГород, любящий сильным поддакивать,Земноводной водою кропят, —Древность легкая, летняя, наглая,С жадным взглядом и плоской ступней,Словно мост ненарушенный АнгелаВ плоскоступьи над желтой водой, —Голубой, онелепленный, пепельный,В барабанном наросте домов,Город, ласточкой купола лепленныйИз проулков и из сквозняков, —Превратили в убийства питомникВы – коричневой крови наемники —Италийские чернорубашечники —Мертвых цезарей злые щенки…Все твои, Микель-Анджело, сироты,Облеченные в камень и стыд:Ночь, сырая от слез, и невинный,Молодой, легконогий Давид,И постель, на которой несдвинутыйМоисей водопадом лежит, —Мощь свободная и мера львинаяВ усыпленьи и в рабстве молчит.И морщинистых лестниц уступкиВ площадь льющихся лестничных рек, —Чтоб звучали шаги как поступки,Поднял медленный Рим-человек,А не для искалеченных нег,Как морские ленивые губки.Ямы Форума заново вырыты,И открыты ворота для Ирода —И над Римом диктатора-выродкаПодбородок тяжелый висит.

* * *

Чтоб, приятель и ветра и капель,Сохранил их песчаник внутри,Нацарапали множество цапельИ бутылок в бутылках цари.Украшался отборной собачинойЕгиптян государственный стыд,Мертвецов наделял всякой всячинойИ торчит пустячком пирамид.То ли дело любимец мой кровный,Утешительно-грешный певец,Еще слышен твой скрежет зубовный,Беззаботного праха истец.Размотавший на два завещаньяСлабовольных имуществ клубокИ в прощаньи отдав, в верещаньиМир, который как череп глубок, —Рядом с готикой жил озоруючиИ плевал на паучьи праваНаглый школьник и ангел ворующий,Несравненный Виллон Франсуа.Он разбойник небесного клира,Рядом с ним не зазорно сидеть —И пред самой кончиною мираБудут жаворонки звенеть…