Полное собрание сочинений и письма. Письма в 12 томах
Шрифт:
{04014}
Мой адрес: "Новое время". Театры здесь необычайно скучны. Видел я "Бедную невесту" и "Холостяка". Игра чиновницкая, бездушная, деревянная. Видел я "Власть тьмы" у Приселковых. Хорошо.
763. М. П. ЧЕХОВУ 28 января 1890 г. Петербург. 28 янв. Миша, какого числа заложен мой билет? Серия 9145 17? Если срок 2 или 3 февраля, то возьми у мамаши деньги и внеси еще за полгода. Так как квитанция заперта у меня в столе, то попроси Волкова принять деньги без квитанции, а просто так, на основании справки, какую пусть он сделает у себя по книгам. Квитанцию я пришлю ему, когда приеду. Приеду я, должно быть, не раньше 4 или 5 февраля. Ужасно соскучился. С Галкиным-Враским почти всё уже улажено. Маршрут: река Кама, Пермь, Тюмень, Томск, Иркутск, Амур, Сахалин, Япония, Китай, Коломбо, Порт-Саид, Константинополь и Одесса. Буду и в Маниле. Выеду из Москвы в начале апреля. Поклон всем нашим и уверение, что я соскучился. Если тебе некогда сходить к Волкову, то попроси Машу. Видаюсь с Марией Владимировной и Василисой. Александр и его семья здравствуют. Твой А. Чехов.
764. А. И. СУМБАТОВУ (ЮЖИНУ) Январь, после 28, 1890 г. Петербург. Милый Александр Иванович, забыл я сказать Вам, что Татищев просил оставить для него одну ложу (конечно, на "Гернани"). Будьте добры, составьте протекцию.
{04015}
В
765. С. Н. ФИЛИППОВУ 2 февраля 1890 г. Петербург. 2 февр. Ответствую Вам по пунктам: 1) На вопрос мой о Вашем днепровском очерке Суворин мне ответил, что он зимою не хочет печатать про летнее. 2) С М. А. Сувориным я еще не виделся. У него дети больны скарлатиной, и он сидит у себя дома, как в карантине. 3) В конце Вашего письма к Суворину Вы спрашиваете, можно ли Вам написать ответ "Новостям"; Суворин сказал: "взял бы да и написал... что тут спрашиваться?" Впредь, стало быть, не спрашивайтесь, а валяйте прямо. 4) Я в самом деле еду на о. Сахалин, но не ради одних только арестантов, а так вообще... Хочется вычеркнуть из жизни год или полтора. 5) Приеду в Москву скоро, но неизвестно когда. Лень трогаться с места. Новостей нет никаких. Еще о чем написать Вам? Написал бы, да не о чем. В голове пусто. Будьте здоровы. Что поделывает Ваша соседка Пупопупырушкина, издательница стихов? Смотрите, не увлекитесь. Ваш А. Чехов.
{04016}
766. С. Н. ФИЛИППОВУ 7 февраля 1890 г. Москва. 8 ф. 90. Добрейший Сергей Никитович! Я приехал. Приехал и Суворин. Остановился он в "Славянском базаре", 25. Завтра утром я смотрю с ним "Федру", а в пятницу вечером зеваю на балу у Общества искусств и литературы - вот всё, что мне пока известно о тех часах, в какие Суворина нельзя будет застать дома. Нового ничего нет. Будьте здоровы. Ваш А. Чехов.
767. К. С. БАРАНЦЕВИЧУ 9 февраля 1890 г. Москва. 8 февр. Милый и дорогой коллега Казимир Станиславович, простите меня, что я так долго не отвечал на Ваше письмо. Это бедное письмо пролежало у меня на столе в ожидании, пока его распечатают, чуть ли не неделю. Вот Вам ответы на Ваши вопросы: 1) Куманин сказал, что пьеса Ваша напечатана будет. 2) С Соболевским я незнаком. Конечно, это не может мне помешать исполнить Ваше поручение; я съездил бы к нему и познакомился, но нахожу более резонным действовать через единого из пайщиков Саблина, доброго моего знакомого; сей человек устроит всё и даст мне именно такой ответ, какого я не получил бы от не знакомого мне Соболевского. Саблина я увижу сегодня на балу в Благородном собрании; если не увижу, то завтра напишу ему письмо. Душа моя, зачем Вы позволяете серым туманам садиться на Вашу душу? Конечно, нелегко Вам живется, по ведь на то мы и рождены, чтоб вкушать "юдоль". Мы ведь не кавалергарды и не актрисы французского театра, чтобы чувствовать себя хорошо. Мы мещане на сей земле, мещанами будем и по-мещански умрем - такова воля рока, ничего не поделаешь. А с роком приходится
{04017}
также мириться, как с погодою. Я фаталист, что, впрочем, глупо. На Сахалин еду в начале апреля. Значит, успеем еще списаться. Кланяйтесь Вашей жене, гусикам, утикам и тому толстопузому воробчику, у которого, когда я был у Вас, болела губа под носом. Будьте здоровы. Ваш А. Чехов.
768. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ 10 февраля 1890 г. Москва. 10 февраль. Милый Алексей Николаевич, наконец я, пройдя огонь, воду и медные трубы, водворился в Москве и сижу тихо и смирно за своим столом. Помышляю о грехах, мною содеянных, о тысяче бочек вина, мною выпитых, о визитах своих к Галкину и проч., и проч. В один месяц, прожитый мною в Питере, я совершил столько великих и малых дел, что меня в одно и то же время нужно произвести в генералы и повесить. Готовлюсь к Сахалину и читаю всякую чепуху, к нему относящуюся. Я еду - это решено бесповоротно. Уеду в апреле, когда вскроется Кама; стало быть, до отъезда я еще успею надоесть Вам своими письмами. Прочел я своего "Лешего"... Вот что решил я. "Леший" будет еще раз прочитан, исправлен и послан в "Северный вестник". Да будет исполнено желание Ваше! Пришлю я пьесу около 20-го февраля с убедительной просьбой - если она не понравится, возвратить мне ее назад для уничтожения. В Москве гостят Суворин и Григорович. Первый приехал сюда отдохнуть, а второй получил какую-то командировку. Видел я "Федру". Хорошо, но скучно. Вообще в Москве скучно... Мои все шлют Вам сердечный привет. Я крепко обнимаю Вас и благодарю за радушие и гостеприимство. Благодарность сию разделите со всею вашей семьей, которой я низко кланяюсь. Будьте счастливы и здоровы... Ваш А. Чехов.
{04018}
769. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ 15 февраля 1890 г. Москва. 15 февр. Отвечаю Вам, дорогой Алексей Николаевич, тотчас же по получении от Вас письма. Вы были именинником? Да, а я забыл!! Простите, голубчик, и примите от меня запоздалое поздравление. Неужели Вам не понравилась "Крейцерова соната"? Я не скажу, чтобы это была вещь гениальная, вечная - тут я не судья, но, по моему мнению, в массе всего того, что теперь пишется у нас и за границей, едва ли можно найти что-нибудь равносильное по важности замысла и красоте исполнения. Не говоря уж о художественных достоинствах, которые местами поразительны, спасибо повести за одно то, что она до крайности возбуждает мысль. Читая ее, едва удерживаешься, чтобы не крикнуть: "Это правда!" или "Это нелепо!" Правда, у нее есть очень досадные недостатки. Кроме всего того, что Вы перечислили, в ней есть еще одно, чего не хочется простить ее автору, а именно - смелость, с какою Толстой трактует о том, чего он не знает и чего из упрямства не хочет понять. Так, его суждения о сифилисе, воспитательных домах, об отвращении женщин к совокуплению и проч. не только могут быть оспариваемы, но и прямо изобличают человека невежественного, не потрудившегося в продолжение своей долгой жизни прочесть две-три книжки, написанные специалистами. Но все-таки эти недостатки разлетаются, как перья от ветра; ввиду достоинства повести их просто не замечаешь, а если заметишь, то только подосадуешь, что повесть не избегла участи всех человеческих дел, которые все несовершенны и не свободны от пятен. На меня сердятся мои петерб(ургские) друзья и знакомые? За что? За то, что я мало надоедал им своим присутствием, которое мне самому давно уже надоело? Успокойте их умы, скажите им, что в Петербурге я много обедал, много ужинал, но не пленил ни одной дамы, что
{04019}
я каждый день был уверен, что уеду вечером с курьерским, что меня удерживали друзья и "Морской сборник", который мне нужно было перелистать весь, начиная с 1852. Живя в Питере, я в один месяц сделал столько, сколько не сделать моим молодым друзьям в целый год. Впрочем, пусть сердятся! О том, что я уехал со Щегловым в Москву на лошадях, телеграфировал
770. М. И. ЧАЙКОВСКОМУ 16 февраля 1890 г. Москва. 16 февраль. Дорогой Модест Ильич, Ваша "Симфония" мне очень понравилась. О сценических красотах пьесы я умею судить, только вернувшись из театра, а потому позвольте мне не говорить о них. Литературные же достоинства не подлежат ни малейшему сомнению. Это умная, интеллигентная пьеса, написанная отличным языком и дающая очень определенное впечатление. Несмотря на то, что половина действующих лиц не кажется типично, что фигуры вроде Милочки затронуты
{04020}
только чуть-чуть, быт рисуется ясно, и я благодаря Вашей пьесе имею теперь представление о среде, которой раньше не знал. Это полезная пьеса. Жалею, что я не критик, иначе бы я написал Вам длинное письмо и доказал бы, что Ваша пьеса хороша. Bы, кажется, говорили, что Вашей пьесы не поймет публика, ибо пьеса рисует среду специальную. Читая пьесу, я, признаться, ожидал пересола, но, кроме "симфония", "опера" и "мотивчик", ничего специального не обрел и посему позволю себе не разделять Ваших опасений. Елена сделана хорошо, хоть и говорит местами мужским языком. Место, где она вспоминает о певице в Мангейме, вышло недостаточно тепло именно благодаря этой манере выражаться по-мужски. Знаки препинания в этом воспоминании я расставил бы иначе; например, после слов "с ридикюльчиком в руках" я поставил бы многоточие, потом слово "она" зачеркнул бы. Если же, впрочем, певицы вроде Елены обмущиниваются, то я неправ. Всё это мелочи... Ядринцев похож на суворинского Адашева. Ходыков сделан великолепно, дядюшка очень милая скотина... Больше всего мне понравились I, II и V акты, меньше всего III, где у Милочки нет ни одной сочной, длинной фразы, а всё какие-то всхлипывания... Конец остроумен, лучше и придумать нельзя. Ходыкова надо Свободину играть. Воображаю, как хорошо сошла бы Ваша "Симфония" у нас в Малом театре. У нас умеют разговаривать на сцене - это важно. Второй акт поставили бы чудно. Простите, что пишу чёрт знает как, пятое через десятое. Не умею выражать свои мнения, хоть и называюсь литератором. На Сахалин я еду в апреле. Если до этого времени будете в Москве, то убедительно прошу Вас пожаловать ко мне. Будьте здоровы и не забывайте Вашего почитателя и немножко собутыльника А. Чехова. На конверте: Петербург, Фонтанка, 24 Модесту Ильичу Чайковскому.
{04021}
771. А. С. СУВОРИНУ 17 февраля 1890 г. Москва. 17 февр. Будучи деловым человеком, начну с дел: 1) Курепин получил тюремную книгу в синей обложке и сказал, что он займется ею не без удовольствия. 2) Был орел Филиппов и просил написать Вам, чтобы Вы прислали ему назад его днепровскую повесть; он почистит ее, исправит, понюхает и пришлет Вам весною. Вы сказали ему, что весною напечатать можно. 3) Будучи честным человеком, возвращаю Вам: а) книги, полученные от Южина, b) "Африканку", с) "Исторический вестник" 82 г. и d) "Отечественные записки" 63 г. V, VI и VII. Сегодня отвезу эти книги Богданову. 4) Воротник Мамышеву послан с ручательством на 35 лет. Осталось 4 рубля сдачи. Куда их девать? 5) Прилагаю списочек книг и прошу Вашего содействия для отыскания их и препровождения ко мне. Это первая серия. Это только цветки, скоро будут и ягодки. Вот и всё. После Вашего отъезда мне стало совсем скучно. Солнце светит адски, пахнет весной, и мне досадно, что я еще не еду на Сахалин. Теперь бы хорошо сидеть на палубе речного парохода или скакать через степь в тарантасе. Плещеев писал мне, что все мои петербургские друзья и знакомые сердятся на меня за то, что я якобы скрывался от них. По-видимому, и Плещеев сердится. Я ответил ему так: "Пусть себе сердятся!" Свободин в Москве; был он у меня уже раз шесть и раза три не заставал меня. Он очень доволен результатами германских выборов и по-прежнему горячо любит литературу. О Лессинге ни полслова. Вся Москва уже знает, что я имел честь обедать у Ермоловой. Курс мой поднялся на целую марку. Анне Ивановне буду писать особо. Кланяйтесь всем и будьте здоровы. Ваш А. Чехов.
{04022}
772. А. С. СУВОРИНУ Около 20 февраля 1890 г. Москва. Спасибо за хлопоты. Атлас Крузенштерна мне нужен теперь или по возвращении из Сахалина. Лучше теперь. Вы пишете, что карта его плоха. Потому-то она мне и нужна, что она плоха, а хорошую я уже купил у Ильина за 65 к. День-деньской я читаю и пишу, читаю и пишу... Чем больше читаю, тем сильнее убеждение, что в два месяца я не успею сделать и четверти того, что задумал, а ведь больше двух месяцев мне нельзя сидеть на Сахалине: подлецы пароходы не ждут! Работа разнообразная, но нудная... Приходится быть и геологом, и метеорологом, и этнографом, а к этому я не привык, и мне скучно. Читать буду о Сахалине до марта, пока есть деньги, а потом сяду за рассказы. Не помню, за что я повесил себя в письме к Плещееву. Вероятно, за пьянство. Писал я ему, конечно, в шуточной форме и, кажется, так: "...за что меня следовало бы в одно и то же время повесить и произвести в генералы". Последнее мною вполне заслужено, ибо в Питере я выпил столько, что мною должна гордиться Россия! Помню также, писал я Плещееву, что, живя в Питере, в один месяц я сделал столько, сколько моим молодым друзьям, которые за что-то на меня сердятся, не сделать в целый год; и я не соврал, ибо каждый из моих друзей в 12 раз больше бездельник, чем я. У Вас живя, я многое прочел, многое видел и слышал и сварил кашу не с одним только Галкиным - и это всё, невзирая на винопийство и шаганье из угла в угол. M-me Ленская вымазала себе лицо салом. Был Мамышев и сердился, что воротник с ручательством на 30 лет послали ему в Звенигород, а не в Волоколамск, где он живет. Я сказал, что Вы виноваты. Если у Вас в библиотеке есть "Очерки пером и карандашом" Вышеславцева, то пришлите. Будет от меня благодарность. Был у меня Островский и спрашивал о судьбе книги своей сестры. Я сказал, что Вы и Неупокоев недовольны рисунками и форматом. Он ответил так: если рисунки не нравятся, то их можно бросить, заказав новые, формат же наравне со всем прочим вполне зависит