Полное собрание сочинений в одной книге
Шрифт:
А пущай войдет в отцовское положение. Чего покупать? Мячей нету. Непромокаемых пальто нету. Только тачки и вожжи.
А на днях я зашел в игрушечный магазин, — предлагают новую летнюю игру. Специально сработанную по заграничным образцам. «Дьяболо». Такая французская игра для детей. Такая веревочка на двух палках и катушка. Эту катушку надо подкидывать кверху и ловить на веревку. Только и всего.
Веселая, легкая игра. Специально на воздухе. Ах, эти французы, всегда они придумают чего-нибудь забавное!
Купил
Начал сын кидать катушку. И чуть себя не угробил. Как ахнет катушкой по лбу. Даже свалился.
Попробовал я на руку катушку, — действительно, тяжеленная, дьявол. Не то что ребенка — верблюда с ног свалить может.
Пошел в магазин объясняться: зачем, дескать, такую дрянь производят.
В магазине говорят:
— Напрасно обижаться изволите. Эта игрушка приготовлена совершенно по заграничным образцам. Только что там резиновые катушки бывают, а у нас — деревянные. А так все остальное до мелочей то же самое… У них веревка — и у нас веревка. Только что наша немножко закручивается. Играть нельзя. Катушка не ложится. А так остальное все то же самое. Хотя, говоря по совести, ничего остального и нету, кроме палок.
Я говорю:
— Что же делать?
— А вы, говорят, для душевного спокойствия не давайте ребенку руками трогать эту игру. Прибейте ее гвоздем куда-нибудь над кроваткой. Пущай ребенок смотрит и забавляется.
— Вот, говорю, спасибо за совет! Так и буду делать.
Так и сделал.
Только прибил не над кроваткой, а над буфетом. А то, думаю, ежели над кроваткой — сорвется еще и за грехи родителей убьет ни в чем не повинного ребенка.
Отцы кушают виноград, а у детей — оскомина.
Каторга
То есть каторжный труд — велосипеды теперь иметь. Действительно верно, громадное через них удовольствие, физическое развлечение и все такое. На собак, опять же, можно наехать. Или куренка попугать.
Но только, несмотря на это, от велосипеда я отказываюсь. Я тяжко захворал через свою машину, через свой этот аппарат.
Я надорвался. И теперь лечусь амбулаторно. Грыжа у меня открылась. Я теперь, может быть, инвалид. Собственная машина меня уела.
Действительно, положение такое — на две минуты машину невозможно без себя оставить — упрут. Ну, и приходилось в силу этого машину на себе носить в свободное от катанья время. На плечах.
Бывало, в магазин с машиной заходишь — публику за прилавок колесьями загоняешь. Или к знакомым в разные этажи поднимаешься. По делам. Или к родственникам.
Да и у родственников тоже сидишь — за руль держишься. Мало ли какое настроение у родственников. Я не знаю. В чужую личность не влезешь.
Отвертят заднее колесо или внутреннюю шину вынут. А после скажут: так и было.
В общем, тяжело приходилось.
Неизвестно даже, кто на ком больше ездил. Я на велосипеде или он на
Конечно, некоторые довоенные велосипедисты пробовали оставлять на улице велосипеды. Замыкали на все запоры. Однако, не достигало — угоняли.
Ну, и приходилось считаться с мировоззрением остальных граждан. Приходилось носить машину на себе.
Конечно, человеку со здоровой психикой не составляет труда понести на себе машину. Но тут обстоятельства для меня сложились неаккуратно.
А понадобился мне в срочном порядке целковый. На пропой души.
«Надо, — думаю, — где-нибудь забодать».
Благо машина есть — сел и поехал. Заехал к одному приятелю — дома нету. Заехал к другому — денег дома нету, а приятель дома.
А один приятель хотя проживает в третьем этаже, зато другой в седьмом. Туда и назад с машиной смотался — и язык высунул.
После того поехал к родственнице. На Симбирскую улицу. К родной тетке.
А она, зануда, на шестом этаже живет.
Поднялся со своим аппаратом на шестой этаж. Смотрю, на дверях записка. Дескать, приду через полчаса.
«Шляется, — думаю, — старая кочерыжка».
Ужасно я расстроился и сгоряча вниз сошел. Мне бы с машиной наверху обождать, а я сошел от расстройства чувств. Стал внизу тетку ждать.
Вскоре она приходит и обижается на меня, зачем я с ней наверх идти не хочу.
— У меня, — говорит, — с собою около гривенника. Остальные деньги на квартире.
Взял я машину на плечо, пошел за теткой. И чувствую, икота поднимается, и язык наружу вылезает. Однако, дошел. Получил деньги сполна. Пошамал для подкрепления организма. Накачал шину и вниз сошел.
Только дошел донизу — гляжу, парадная дверь закрыта. У них в семь часов закрывается.
Ничего я тогда не сказал, только ужасно заскрипел зубами, надел на себя велосипед и стал опять подниматься. Сколько времени я поднимался — не помню. Шел, прямо как сквозь сон.
Начала меня тетка выпущать с черного хода. Сама, зануда, смеется.
— Ты бы, — говорит, — машину наверху оставлял, если внизу боишься.
После перестала смеяться — видит ужасная бледность разлилась по моему лицу. А я, действительно, держусь за руль и качаюсь.
Однако, вышел на улицу. Но ехать от слабости не мог. А теперь обнаружились последствия — хвораю через эту каторгу.
Утешаюсь только тем, что мотоциклистам еще хуже. Вот, небось, переживают!
И хорошо еще, что у нас небоскребов не удосужились построить. Сколько бы народу полегло!
Несчастный случай
А ведь я, ей-богу, чуть собственную супругу не уморил.
Она у меня дама, как бы сказать, подвижная, нервная. Без разных капель она нипочем не может прожить. Она у меня все больше валерианку глотает. Чуть расстроится — давай ей, накапывай.