Полное собрание сочинений. Том 06

Сталин Иосиф Виссарионович

Наконец, неверно и то, что “пацифизм” является признаком силы, а не слабости буржуазии, что из “пацифизма” должно получиться упрочение власти буржуазии, отсрочка революции на неопределённый срок. Современный пацифизм означает приход к власти, прямой или косвенный, партий II Интернационала. Но что значит приход к власти партий II Интернационала? Это значит неизбежное их саморазоблачение, как лакеев империализма, как изменников пролетариата, ибо правительственная практика этих партий может привести лишь к одному результату: к их политическому банкротству, к росту противоречий внутри этих партий, к их разложению, распаду. Но разложение этих партий ведет к неминуемому разложению власти буржуазии, ибо партии II Интернационала являются опорой империализма. Могла ли пойти буржуазия на этот рискованный опыт с пацифизмом без особой нужды, по доброй воле? Конечно, нет! За период после империалистической войны буржуазия второй раз проделывает опыт с пацифизмом: первый раз — непосредственно

после войны, когда революция, казалось, стучалась в двери, и второй раз — в настоящее время, после рискованных опытов Пуанкаре и Керзона. Кто решится отрицать, что это метание буржуазии от пацифизма к оголтелому империализму и обратно не может пройти даром для империализма, что оно вышибает из обычной обывательской колеи миллионные массы рабочих, что оно втягивает в политику самые отсталые слои пролетариата, что оно облегчает их революционизирование? Конечно, “демократический пацифизм” не есть еще керенщина, ибо керенщина предполагает двоевластие, развал буржуазной власти и зарождение основ власти пролетарской. Но что пацифизм означает величайшую раскачку народных масс, их втягивание в политику, что пацифизм расшатывает буржуазную власть и подготовляет почву для революционных встрясок, — в этом едва ли можно сомневаться. И именно поэтому пацифизм должен привести не к упрочению, а к ослаблению буржуазной власти, не к отсрочке революции на неопределённый срок, а к её ускорению.

Из этого, конечно, не следует, что пацифизм не представляет серьёзной опасности для революции. Пацифизм ведёт к подрыву основ буржуазной власти, он подготавливает условия, благоприятные для революции. Но пацифизм может привести к таким результатам лишь против воли самих “пацифистов” и “демократов”, лишь при энергичной разоблачательской работе коммунистических партий насчёт империалистической и контрреволюционной природы пацифистско-демократической власти Эррио—Макдональда. Что же касается воли самих пацифистов и демократов, что касается политики самих империалистов, то они, идя на пацифизм, преследуют лишь одну цель: обмануть массы звонкими фразами о мире для того, чтобы подготовить новую войну, ослепить их блеском “демократизма” для того, чтобы утвердить диктатуру буржуазии, усыпить массы шумихой о “суверенных” правах наций и государств для того, чтобы тем успешнее подготовить интервенцию в Китае, резню в Афганистане и в Судане, расчленение в Персии, околпачить их широковещательной болтовнёй о “дружеских” отношениях с Советским Союзом, о тех или иных “договорах” с Советской властью для того, чтобы тем теснее связаться с вышибленными из России контрреволюционными заговорщиками на предмет бандитских выступлений в Белоруссии, на Украине, в Грузии. Пацифизм нужен буржуазии для маскировки. В этой маскировке — главная опасность пацифизма. Добьётся ли буржуазия своей цели обмана народа — это зависит от энергии разоблачательской работы компартий Запада и Востока, от их умения срывать маску с империалистов в пацифистском облачении. Несомненно, что события и практика будут работать в этом отношении на коммунистов, вбивая клин между пацифистскими словами и империалистскими делами демократических прислужников капитала. Долг коммунистов — не отставать от событий и безжалостно разоблачать каждый шаг, каждый акт прислужничества империализму и измены пролетариату со стороны партий II Интернационала.

2. ВМЕШАТЕЛЬСТВО АМЕРИКИ В ДЕЛА ЕВРОПЫ

И ЛОНДОНСКОЕ СОГЛАШЕНИЕ АНТАНТЫ

О РЕПАРАЦИЯХ

Лондонская конференция Антанты является наиболее полным выражением лживого, фальшивого буржуазно-демократического пацифизма. Если приход к власти Макдональда — Эррио и шумиха об “установлении нормальных отношений” с Советским Союзом должны были прикрыть и замаскировать ожесточённую борьбу классов в Европе и смертельную вражду буржуазных государств к Советскому Союзу, то соглашение Антанты в Лондоне должно прикрыть и замаскировать отчаянную борьбу Англии и Франции за гегемонию в Европе, возрастающее противоречие между Англией и Америкой в борьбе за господство на мировом рынке, нечеловеческую борьбу германского народа против гнёта Антанты. Нет больше войны между классами, конец революции, теперь можно будет кончить дело сотрудничеством классов, — вопят Макдональды и Ренодели. Нет больше борьбы между Францией и Англией, между Америкой и Англией, между Германией и Антантой, конец войне, теперь можно будет кончить дело всеобщим миром во главе с Америкой, — вторят им друзья по лондонскому соглашению и братья по измене делу рабочего класса, социал-демократические герои пацифизма.

Что же, однако, произошло на лондонской конференции Антанты?

До лондонской конференции репарационный вопрос решался Францией самостоятельно, более или менее независимо от “союзников”, ибо Франция имела в репарационной комиссии обеспеченное большинство. Оккупация Рура служила средством хозяйственной дезорганизации Германии и гарантией того, что Франция получит от Германии репарационные платежи, уголь и кокс для французской металлургии, химические полуфабрикаты и краски для французской химической

промышленности и беспошлинный ввоз эльзасских текстильных фабрикатов в Германию. План был рассчитан на создание материальной базы для военной и экономической гегемонии Франции в Европе. Но план этот, как известно, не удался. Метод оккупации привёл лишь к обратным результатам. Ни платежей, ни поставок натурой в сколько-нибудь удовлетворительных размерах Франция не получила. Наконец, сам автор оккупации, Пуанкаре, оказался выброшенным за борт за его откровенно империалистическую политику, чреватую новой войной и революцией. Что касается гегемонии Франции в Европе, то она оказалась неудавшейся не только потому, что метод оккупации и откровенного грабежа исключал возможность хозяйственной смычки между французской и германской промышленностью, но и потому, что Англия была решительно против такой смычки, ибо Англия не могла не знать, что соединение германского угля с французским металлом не может не подорвать английскую металлургию.

Что же дала взамен всего этого лондонская конференция Антанты?

Во-первых, конференция отвергла путь самостоятельного решения вопросов репараций со стороны Франции, признав, что конфликтные вопросы должны решаться в последнем счёте арбитражной комиссией из представителей Антанты во главе с представителями Америки.

Во-вторых, конференция отвергла оккупацию Рура и признала необходимость эвакуации, хозяйственной (немедленно) и военной (через год или раньше). Мотивы: оккупация Рура на данной стадии опасна с точки зрения политического состояния Европы и неудобна с точки зрения организованного и систематического грабежа Германии. А что Антанта собирается грабить Германию основательно и систематически, — в этом едва ли может быть какое-либо сомнение.

В-третьих, отвергнув интервенцию военную, конференция вполне одобрила интервенцию финансово-хозяйственную, признав:

а) необходимость создания эмиссионного банка в Германии, подконтрольного специальному иностранному комиссару;

б) переход в частные руки государственных железных дорог, управляемых под контролем специального иностранного комиссара;

в) создание так называемого “переводного комитета” из представителей союзников, сосредоточивающего в своих руках все репарационные платежи в германской валюте, финансирующего германские поставки натурой из платёжных сумм, могущего вкладывать некоторые суммы репарационных платежей (в случае нецелесообразности их перевода во Францию) в германскую промышленность и имеющего, таким образом, полную возможность держать в своих руках денежный рынок Германии.

Едва ли нужно доказывать, что это есть превращение Германии в колонию Антанты.

В-четвёртых, конференция признала за Францией право принудительного получения от Германии угля и химических продуктов в продолжение известного периода времени, но она тут же оговорилась, что за Германией остаётся право обращаться в арбитражную комиссию с требованием сокращения количества или даже прекращения этих принудительных платежей натурой. Тем самым она свела права Франции к нулю или почти к нулю.

Если ко всему этому добавить заём Германии в 800 миллионов марок, покрываемый английскими и главным образом американскими банкирами, если принять далее во внимание, что на конференции командовали банкиры, прежде всего, американские банкиры, то картина получится законченная: от французской гегемонии остались рожки да ножки, вместо гегемонии Франции получилась гегемония Америки.

Таковы итоги лондонской конференции Антанты.

Иные думают, на этом основании, что отныне противоречия интересов внутри Европы должны поблёкнуть перед лицом гегемонии Америки; что Америка, заинтересованная в вывозе капитала в Европу, сумеет посадить европейские страны на паёк и заставит их сидеть смирно во славу обогащения своих банкиров; что мир в Европе, правда принудительный, можно считать ввиду этого более или менее обеспеченным, на более или менее продолжительный период. Это предположение совершенно неправильно.

Во-первых, конференция решала вопрос о Германии без хозяина, без германского народа. Можно, конечно, “планировать” превращение Германии в завзятую колонию. Но пытаться превратить на деле в колонию такую страну, как Германия, теперь, когда даже отсталые колонии с трудом приходится удерживать в повиновении, — это значит заложить мину под Европу.

Во-вторых, конференция несколько отодвинула назад слишком выдвинувшуюся вперёд Францию, ввиду чего естественно получился фактический перевес Англии в Европе. Но думать, что Франция может помириться с перевесом Англии, — значит не считаться с фактами, не считаться с логикой вещей, которая обычно оказывается сильнее всякой иной логики.

В-третьих, конференция признала гегемонию Америки. Но американский капитал заинтересован в финансировании франко-германской промышленности, в наиболее рациональном её использовании, например, в духе комбинации французской металлургии с германской угольной промышленностью. Едва ли можно сомневаться в том, что американский капитал использует свои преимущества в этом именно, наиболее выгодном для него, направлении. Но думать, что Англия помирится с таким положением, — значит не знать Англии, не знать того, до чего дорожит Англия интересами своей металлургической промышленности.