Полное собрание сочинений. Том 15. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть третья
Шрифт:
Тогда только ничто не могло нарушить торжественности их чувства. Когда они были вдвоем, тогда только с ними было еще третье, невидимое лицо, которое обе одинаково ясно чувствовали и которое стояло на страже перед всяким проявлением жизни.
Стоило только намеком, словом, жестом выразить надежду, радость жизни, как 924 таинственный голос одинаково внятно для обеих говорил: помни! помнишь? и 925 мысли и чувства их получали прежнее направление.> 926
Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба. Это было исключительное чувство
Иногда 928 они молчали целые часы. Иногда, уже лежа в постелях, они сходились и начинали говорить и говорили до утра.
<Они 929 тихими голосами говорили 930 между собою, но они никогда не говорили 931 о будущем, как будто будущего не существовало для них и никогда 932 не говорили об 933 умершем. Говорить о нем было для них невозможно. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о 934 нем нарушало величие происшедшего. Но беспрестанные воздержания речи, когда они говорили о чем бы то ни было, постоянное обхождение тех предметов, которое бы навело на 935 разговор о нем: эти остановки с разных сторон на границах того, о чем нельзя было говорить, как будто чище, яснее и величественнее постоянно держало перед их глазами то, что они чувствовали.>
Они говорили большей частью о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания, и Наташа, прежде с спокойным презрением отворачивавшаяся от этой жизни преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, 936 чувствуя себя связанной с княжной Марьей, такою, какою она была теперь, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятное ей прежде: прелесть и высоту покорности и самоотвержения. Она не думала прилагать эту добродетель в своей жизни, потому что она не 937 верила в возможность жизни, но она поняла и полюбила в другой эту, прежде непонятную ей сторону жизни. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы детства Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
<Княжна Марья читала каждый день Евангелие. Наташа взяла эту книгу, возбуждавшую ее удивление тем, что в ней находят что-то 938 необыкновенное, и 939 ночью, когда княжна Марья заснула, стала читать ее. 940
— Наташа, — сказала княжна Марья, — я видела, ты читала.
— Да.
Княжна Марья вопросительно 941 смотрела на Наташу своими лучистыми, радостными глазами. Наташа покраснела.
— Я не поняла, — сказала она. — Я не могу понять. Лучше не будем говорить.
— Что же не понять... — Княжна Марья взяла в руки книгу.
— Нет, нет, — вскрикнула Наташа, взволнованно отрывая руки княжны Марьи. — Нет, я не могу... Я всё понимаю, что ты 942 говоришь.
—
— Я тебя понимаю, я понимаю 943 всё. Я бы желала быть такой, как ты. Но я не пойму, не могу....
— Что же будет?...
— Не будем говорить про это. 944 Лучше, если бы я не читала, — говорила Наташа, краснея и избегая взгляда княжны Марьи, как будто боясь какого-то стыда за нее.
Для княжны Марьи, в первое же время своего горя нашедшей успокоение и силу в 945 Евангелии, было непонятно то, что говорила Наташа, 946 и она сказала бы, что это был враг человека, который смущал ее. Но она знала Наташу, потому что любила ее и не могла верить этому. Она знала, что искренность, 947 требование ответов на вопросы, которых не было в княжне Марье, но которые были законны в Наташе, были причиной ее неудовлетворенности, и она, не обвиняя ее, жалела о том, чего был лишен ее новый друг.
________
Княжна Марья по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, прежде Наташи была вызвана жизнью из того мира 948 печали, в котором они жили первое время после смерти князя Андрея. Ей нельзя было оставаться жить 949 с племянником на неопределенное время в тесном доме Ростовых. Письма родных приглашали ее назад в Воронеж и в Москву. Вскоре после смерти князя Андрея Алпатыч приехал в Ярославль с отчетом о делах и с известиями о том, что московский дом не весь сгорел и при небольшой починке может быть сделан вновь обитаемым. Кроме этих забот, постоянный уход за племянником возбуждал к жизни княжну Марью, имевшую более сильную, чем Наташа, опору в твердой и высоко понимаемой вере. 950
В начале ноября получено было в Ярославле известие о смерти Пети, и это известие вывело первое Наташу из ее положения.> 951
Любовь эта, любовь эта исключительная, как казалось Наташе, основанная на воспоминании о нем, служащая только продолжением любви к нему, всё дальше и дальше вызывала ее к жизни и заставляла забывать его.
* № 284 (рук. № 96. T. IV, ч. 4, гл. II—III). 952
XXI
953 Кроме общего чувства отчуждения от всех людей Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня были так ей близки, привычны, так напоминали ей тот будничный мир, который оскорблял ее теперь, что она даже враждебно смотрела на них. Она теперь почти с злобой 954 повиновалась требованию отца. 955
Когда она 956 вошла 957 в залу, отец выходил из комнаты графини. Лицо его было мокро от слез, и он, видно, только что остановил рыданья. Увидав Наташу, он поднял кверху руки.
— Что? что? — вскрикнула Наташа.
— Петя — сын. 958 — Поди, поди! Она тебя зовет, — и он, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.