Полное собрание сочинений. Том 16. В час высокой воды
Шрифт:
И, казалось бы, всё — вершина достигнута! Но у каждого времени — свое прочтение великих произведений. В год 800-летия «Слова» несколько художников-граверов предложили свое понимание древней монументальной лирики.
Дмитрий Спиридонович Бисти — один из них. Работу свою он еще не закончил: «Хотелось бы к юбилею, но кое-что помешало, а о спешке даже подумать в этом деле нельзя. Тут есть свои «девять месяцев», и надо с этим считаться». Все же большая часть «пахоты» по самшиту художником сделана. За этой работой видна конструкция будущей книги, видны узловатые части этой вторящей «Слову» изобразительной песни — всадники на конях… затмение солнца… гавканье степных
«У каждого свое прочтение «Слова», — говорит Бисти, на минуту отрывая воспаленные, чуть слезящиеся глаза от увеличительного стекла.
Очередной брусок дерева лежит на кожаном круглом мешке с песком. Если надо изогнуть борозду по самшиту, художник оставляет резец на месте и поворачивает мешок-подставку. Я вижу, как рукоятка резца вдавлена в палец, и вспоминаю старинного переписчика книг: «…Пишут два перста, а болит все тело». И это при том, что писавший держал не резец, а гусиное перышко.
Художника Бисти мой друг-искусствовед назвал как-то «маленьким вулканом». Назвал очень точно. Наблюдая его работу, я вижу, как энергия человека сгущается в его взгляде и в режущем кончике инструмента. Железной твердости дерево поддается… И вот уже оттиск с бруска — черно-белое эхо песни, пропетой 800 лет назад.
Гравюры к «Слову о полку Игореве».
Фото из архива В. Пескова. 29 декабря 1985 г.
Разведчица
Двадцать лет назад в нашей газете было рассказано о фронтовом разведчике Георгии Шубине. Это была запись воспоминаний. Одна из главок имела название «Валя Назарова». Сегодня есть повод вспомнить фронтовой эпизод.
«Готовился штурм Полоцка. Разведка получила задачу: добыть планы всех укреплений. Восемь дней ползали на животах около города. Пометили на карте дзоты, зенитки, линии рвов, надолбов. Собрались уже возвращаться, зашли к партизанам. Командир говорит:
— К фашистам мы подослали девушку. Работает в штабе. Может быть, она что-нибудь скажет. Подожди до завтра — в среду она приходит на явку.
Пришла. Красивая, веселая, лет двадцати. Зовут Валя.
— План обороны Полоцка?.. — С полминуты подумала. — Наверно, сумею что-нибудь раздобыть. Но в штаб уже возвращаться будет нельзя. За мной ухаживает эсэсовец, офицер. Завтра в шесть я выйду с ним на шоссе. Берите его. Это будет живая карта.
Вечером на другой день я занял позицию в пустом доме возле шоссе. Двое моих ребят спрятались в доме чуть дальше. План такой: пропустим и с двух сторон без шума возьмем офицера…
Шесть часов. Ясный, хороший вечер. Чистое шоссе. Город с куполами церквей в синеватой дымке. В оптический прицел хорошо вижу: идут по шоссе двое. Молодой офицер в черном и Валя. Идут, любезничают. Офицер бьет по голенищу веточкой вербы. Вот поравнялись с пропускным пунктом у рва. Показали документы.
Вот они уже на полдороге ко мне от пропускного пункта. Метров сто пятьдесят еще… И вдруг остановились. Какое-то чутье
Перевожу дыхание и нажимаю спуск… Офицер схватился рукою за бок. Валя толкает офицера с дороги, быстро над ним нагибается почему-то и бежит по шоссе в мою сторону. Меня колотит всего. Часовой возле шлагбаума дергает затвор у винтовки, но я учел и его…
Скорее в лес, к тому месту, где спрятана рация! Перевели дух.
— Ну и ну!.. Дай, — говорю, — как следует на тебя поглядеть.
Отдает документы эсэсовца — успела вытащить из кармана.
До фронта было двадцать пять километров. Благополучно вернулись на свою сторону. Валя осталась служить у меня в разведке. Несколько раз ходила через линию фронта. Смелости и находчивости этой девушки мог позавидовать любой из моих разведчиков. Однажды кинулась к раненому и сама попала под пулю. Как раз началось наступление, и мы попрощались в госпитале. Я уверен, что она осталась жива. Кажется, была из Москвы…»
Мы ждали отклика. С разных сторон отозвались боевые друзья командира разведки. И потом несколько раз подряд разведчики собирались в Москве. Собрались они все и в грустный день похорон Георгия Георгиевича.
В. А. Назарова в 1944 году. Второй снимок сделан в декабре 1985 года.
От Вали Назаровой отклика не было. «Наверное, умерла в госпитале — рана была тяжелой…» — помню, размышлял Шубин… И вдруг недавно звонок: «Василий Михайлович, читала вашу книжку. Сначала вздрогнула от фамилии Шубин. В нашей дивизии это был человек действительно легендарный. А потом прочла свое имя. Валя Назарова — это я…»
Позавчера на окраине Москвы у метро «Домодедово» я разыскал нужный дом. И вот мы сидим за чаем с Валентиной Александровной Назаровой-Татарниковой. Каждой женщине хочется показать, какой она была в восемнадцать лет. На пожелтевшем групповом снимке вижу знакомые лица разведчиков-«шубинцев» («Да, так в дивизии нас называли»). Худощавый лейтенант Шубин — в середине рядом с командиром дивизии. Снимок сделан на память в день вручения наград в 1944 году. Среди мужчин — единственное лицо женщины. Это разведчица Валентина Назарова.
Разговор за чайным столом начали с эпизода, о котором рассказал Шубин. «Да, случай приметный. Особо серьезных документов в штабе я взять не могла. Но и то, что взяла, отрезало путь к возвращению. Георгий Георгиевич верно все описал. Я очень заволновалась, когда ухажер мой, эсэсовский лейтенант, как будто почувствовав что-то, остановился… И все же теперь издалека все видится драматичней. Для меня тогда это был эпизод в ряду многих опасностей.
Фронтовой разведчик к опасностям привыкает, учится не теряться, сохранять трезвость мысли в любой обстановке. Снайперский выстрел Шубина врасплох меня не застал — хватило хладнокровия достать у убитого документы. Помню, подумала только: жаль, живым не достался — многое рассказал бы».