Полное собрание сочинений. Том 19. Про братьев меньших
Шрифт:
Наше появленье заставило птиц улететь. Но держатся где-то рядом, слышен негромкий, похожий на голос дятла, сигнал птенцам — затаиться.
Птенцы скопы в отличие от других хищных птиц обороняться в гнезде не пытаются — сидят тихо, позволяют себя подвинуть, взять на руки, окольцевать.
Судьба скопы на Земле драматична, поскольку жестко связана с кормом, заменить который птица при крайней пищевой специализации не может. Когда-то воды везде были чистыми — скопа в любом месте находила себе пропитанье, и численность ее была велика. Брем пишет, что в странах Европы она появлялась даже на маленьких прудах. Рыбоводам это не нравилось. Птиц
Когда открыли Америку, нетронутые природные богатства неизвестного ранее континента поразили людей. Среди огромного числа животных процветали тут и два рыболова — скопа и выдра. «Скопы было так много, что местами птицы строили гнезда прямо на земле вблизи водоемов. Ленивые колонисты, а такие тоже были среди поселенцев, летом кормились тем, что отнимали у птиц-рыболовов добычу», — пишет свидетель первых лет колонизации Нового Света.
Сегодня главная беда скопы — омертвление, загрязнение водоемов, и потому повсеместно орел-рыболов — птица редкая. И если где-то скопу вы встретили, знайте — это хороший знак: вода здоровая, рыба и все живое в ней есть.
Фото автора. 30 июня 1995 г.
Путь к сердцу
(Окно в природу)
Недавно в Угличе, когда подплыли к шлюзу, команда нашего теплохода засуетилась: «Давай, ребята, на кухню за хлебом! Наша знакомая ждет!»
У входа в шлюз, повернув голову в сторону подходившего судна, стояла лошадь. Когда в шлюз мы вошли, она сразу направилась к нужному месту. Вытянув шею над бетонным барьером, лошадь принимала гостинцы. Ее кормила команда и пассажиры нижней палубы.
По мере погружения судна в шлюз руки тянулись со средней и верхней палуб. Когда теплоход поравнялся с лошадью рулевой рубкой, она повернулась, пошла пастись на лужайку и поджидать нового судна с гостинцами. «Пять лет уже так вот встречает. Мы к ней привыкли. И она уже знает: с пассажирских хорошо подают, а с баржи — не очень», — рассказал капитан.
Точно таким же образом много лет встречала теплоходы белая лошадь на Оке в Белоомуте. Знала даже расписание теплоходов. Пасется в стороне на лужку, а в нужное время направляется к шлюзу.
На шлюзе в Угличе.
Путь к сердцу животных лежит через желудок. Понаблюдайте в вашем дворе, кого знают вороны, за кем летят голуби, воробьи — за старушкой, ежедневно выносящей им зерна и крошки. Кормилицу знают по лицу и одежде, отличают сразу в группе идущих.
В охотничьем хозяйстве под Ярославлем я знал старика, развозившего корм кабанам. Он покашливал, понукал лошадь, и кабаны, точно знавшие время, когда «еда подъезжает», бежали на эти звуки. Привыкли звери и к облику старика. Он был им совершенно не страшен, кормежка была связана с его личностью, и эта личность была им явно приятна.
В Германии такой же кормилец диких свиней прославился тем, что кабаны его вовсе как бы за своего принимали. Выложив еду, егерь не уезжал, а садился или
Все собаки на антарктической станции Мирный, помню, отличали повара Васю Кутузова. Вышел из камбуза Вася — вся свора за ним. Даже в карманы к Васе научились заглядывать — знали, что там всегда что-нибудь есть.
А меня в детстве, когда возвращался с рыбалки, почти в километре от дома встречала кошка. Однажды, заждавшись, она явилась прямо на берег. Посидев рядышком с удильщиком, кошка быстро поняла, откуда появляется рыба. Ее страстью стало сидеть рядом со мною на берегу. И так она навострилась контролировать рыболовный процесс, что стала мяукать, если я вдруг зазевался.
Есть у меня поразительные снимки кормленья белых медведей. Диких. Жизнь на полярных станциях скучная. Любое развлеченье тут благо. Не боятся полярники привлекать для этого даже самого крупного из всех хищников на земле — белого мишку.
Есть снимок, где медведь ест из одного корыта со свиньями. Чушки совершенно спокойны. И медведь, чавкая, не догадывается, что не каша, а сотрапезницы больше всего пришлись бы ему по вкусу. Чем объяснить подобное поведенье? Возможно, стереотипом восприятья добычи.
Пища медведей — почти исключительно тюлени. В кашу зверь сунул морду от голода, а в свиньях добычи не видит. Но это, конечно, до какого-то часа, до неожиданного прозренья.
А на снимке, сделанном на другой станции, какой-то сорвиголова в унтах и ушанке кормит медведя из рук сгущенкой. На фотографии надпись: именно этого человека огромный зверь, появляясь у станции, искал глазами — «Ну давай, брат, корми!»
Нечто подобное довольно часто случается в лагере у геологов, у топографов, у военных. Молодые медведи, привлеченные запахом свалки, постепенно перестают бояться людей, берут пищу из рук, шарят в палатках и вообще ведут себя панибратски. Это занятно, но одинаково нехорошо кончается для людей и зверей.
Люди неожиданно могут подвергнуться нападенью «ручных» медведей, а зверь, привыкнув к иждивенчеству, к «легкой еде», будет ее искать вблизи от людей и может нарваться на выстрел.
Проблема зверей-попрошаек постоянно существует в Йеллоустонском национальном парке (Америка). Медведей посетители парка, несмотря на запреты, подкармливают, бросая им что-нибудь из машины. Звери, как это и полагается у медведей, делят дорогу на «охотничьи участки» и, не тратя сил, кормятся. Но наступает осень. Поток посетителей в парк резко вдруг иссякает. Выходят медведи к дороге, но в лапы ничего им не катится. Переключаться на «дикий» корм поздновато. Ложатся медведи в берлоги без хороших запасов жира либо совсем не ложатся. Запреты — «не кормите медведей!» — не на всех действуют. А медведей отучить от «халявы» дело вовсе немыслимое.
Ловят медведей и в сетках на вертолете отправляют подальше от лакомых мест. Но «халява» так привлекательна, что звери, проделав сотни две или три километров по лесу, возвращаются к месту, где можно без трудов прокормиться.
И это не единственный случай, когда иждивенчество резко меняет поведенье животных.
В Литве на одной из маленьких речек, прямо в черте городка, зимой снимали мы лебедей. Речка эта, не помню почему, не замерзает. И вольные птицы, получая «довольствие», после гнездовий на ней задерживались и, наконец, вовсе перестали на юг улетать.